– Что там? – спросил я, показав на двери, которыми мы пока не пользовались.

– Эта в коридор, а это комната отдыха, камбуз и кают-компания в одном флаконе, – ответил Эйнштейн.

– Там что-то не то. В кают-компании.

Эйнштейн не стал выпендриваться, приоткрыл с предосторожностями дверь, заглянул в соседнюю комнату… и сокрушенно покачал головой:

– Ты прав. А ведь раньше хотя бы здесь было чистенько… Кому интересно, прошу ознакомиться, господа!

Там был «стакан». Не в воде, понятное дело, что было бы вполне обычно, а воздушный. Огромнейшая редкость – воздушный «стакан», и не менее, если не более опасный, чем водный. Бесплотные стенки его нестойки, возникают и разрушаются по им одним известным законам, так что едкие испарения, наполняющие аномалию, в любую секунду могут вырваться в атмосферу. Хорошо хоть внутри не «ведьмин студень», иначе – беги отсюда без оглядки, сталкер…

– Нам туда не надо, – подытожил босс и плотно закрыл дверь. – Итак, коллеги, мы на месте. Душевая точно под нами, и осталось установить порядок, которым мы туда попадем. Пэн, пойдешь первым? Как истинный пионер?

– Нет, – произнесла Горгона с металлом в голосе. – Только не он. У нас есть «отмычки». Ты! – ткнула она Зиг Хайля. – Иди туда. – Она показала… на «комариную плешь»!

У меня сердце ухнуло. Внутри все сжалось. Парень послушно двинулся к верной смерти, и я хотел удержать его, но Горгона взяла меня за руку и сказала:

– Не кипиши.

Его сначала повело, потом рывком потянуло – и… Так близко видеть, как гравиконцентрат расправляется с человеком, никому не пожелаю. Однако было странно: на поверхности «плеши» ничего не осталось. Совсем ничего, ни следочка.

– Полный порядок, а ты сомневалась, – сказал Эйнштейн.

– Лучше перебздеть, чем недобздеть, клоун. И напоминаю всем! Мой папа говорил, что там появилась «мясорубка». Значит, она появилась. Советую не лезть без проверки.

– Никто и не полезет, – проворчал Эйнштейн и вдруг толкнул меня… он же толкнул меня… Господи, помоги…

В «плешь»!

А ведь Горгона заранее изучила карту, значит, знала обо всех секретах, включая этот, думал я, пролетая световые года и парсеки. Не могла предупредить? Ну, я ей врежу – потом, когда-нибудь… Время тянулось, как клей из опрокинутой банки. Когда-нибудь я узнаю, есть ли в других Зонах такие аномалии, как «Душевая», занимал я себя праздными мыслями. Если нет, если только здесь и существует такой портал, то хармонтская Зона, получается, главная, она – центр Посещения. В противном случае… Что – в противном? У нас есть и вторая «Душевая», думал я со злобной гордостью. Только вот где она, никто мне не говорит. Посмотреть бы карту… Сквозь пространство послушно прорастает карта – в фотографическом исполнении, взгляд из космоса. Можно приблизиться или отдалиться, можно сдвинуть ракурс. Вижу две горящие звездочки, одна – это я, вторая – затерянный в лесу объект. Вот оно что, радуюсь я, вот где ты ее спрятала… Вообще-то наблюдение за Зоной сверху – неблагодарное занятие, включая космические съемки. Вся ее территория генерирует такие оптические искажения, что любые изображения изначально лишены смысла. Локация – тем более, учитывая, что делает Зона с радиосигналом. До чего же хороша ирония: при нынешнем развитии следящих систем этот лоскут земли толком не изучен, успешно сопротивляясь любым способам разведки, кроме агентурной (понимай – сталкерской) – с помощью живых людей, которые далеко не всегда остаются после этого живыми…

Я – жив. Падаю на голову Зиг Хайля, который не догадался отойти в сторонку.

Я догадался и парня за собой утащил. Увидел, как из потолка, смешно махая руками, вывалился Лопата – грохнулся об пол и отполз на четвереньках. Следом – Горгона и Скарабей. Эйнштейн, как честный капитан, прибыл последним.

Вот ты какая – легенда Зоны, удивляюсь я. Душевая как душевая. Похожа на те, которые в бассейне, только больше по размерам и количеству кабинок. Через тамбур соединена с бытовочной, но Боже нас упаси от этого помещения, замкнутого само на себя. Душевые кабины открыты, разделены перегородками. Кафель постепенно осыпается. Несколько водостоков. Есть маленькая сауна, что понятно: цех не отапливался, хоть и жарко было от печей, но производство сквозное, и зимой колотун.

– Эй, хранители секретов, как отсюда выходить? – запустил я вопросик.

– Можно через бытовочную, – откликнулся Эйнштейн. Я чуть на стену не полез от такой новости, и тогда он взял меня за плечи и встряхнул. – Есть и другой путь, не дури! Отход – отдельная история, это потом. Сначала – Чернобыль. Ты готов показать мне карту, оставленную Максом?

– Готов, – сказал я ему. Губы плохо двигались, поэтому он не услышал. Он добавил – с прорвавшимся в голосе отчаянием:

– Не надо отдавать, только покажи. Саму карту оставь, отнесешь ее папе.

Я достал тряпку с рисунком, сделанным тушью, и протянул эту реликвию боссу. Тот развернул карту и некоторое время жадно впитывал ее взглядом. Потом вернул.

– Ништяк, – с удовлетворением прокомментировала Горгона. Оказывается, она следила за этим мелким эпизодом и молча болела за результат. Заинтересованное лицо, долбить тебя в ухо!

Четыре магические кабинки скромно притулились с краешка в углу. Эйнштейн показал мне на них и принялся долго и придирчиво изучать этот кусок душевой – рассматривал тени от перегородок, включил в помощь себе фонарь, приникал к окулярам тепловизора. Пытался понять, засела ли тут «мясорубка». Наконец признал:

– Похоже на то. Твой папа был прав.

– Дурью маешься! – не выдержала Горгона. – Есть «отмычки». Запустил одну, и все ясно.

«Отмычки» – это кролик или Зиг Хайль. Животное или человек. Или – или.

– Вот он решит, кого выбрать, – показала на меня Горгона. – Имеет полное право.

Кого выбрать? Ну и задачка… «Почему я?!» – что-то запротестовало у меня внутри, что-то мелкое, скользкое, трусливое. Я раздавил этого червяка. Да, именно я. Имею право. Долго еще я буду избегать решения, которое надо было принять давным-давно и не тянуть до последнего? Не случайно Горгона каждый раз оставляла Зиг Хайля в живых, умная девчонка, понимала, что этот выбор никто за меня не сделает. Боюсь ответственности? Чего-то другого? Чего я на самом деле боюсь – в глубине холодного сердца? Может, боюсь стать взрослым?

Черная дыра пистолета опять смотрела мне в лицо, и опять я обмирал, слыша, как щелкает спусковой механизм, не зная, успел я или нет, заблокировал ли боевую пружину, и чернота нависала над сознанием, готовясь его поглотить, и спасение приходило в последний миг, в последнюю долю мига… Никак не забыть. Сидит эта дрянь в памяти. Сколько дней, сколько лет она будет меня отравлять? Пора освободиться…

– Кролик нам еще пригодится, с ним меньше возни, – сказал я. – Запускаем Зиг Хайля. Горгона, выведи его, пожалуйста, из транса. Хочу, чтобы он соображал что к чему.