— Да не, не надо, это не для меня. Я все больше в подкидного дурака...

Магнус выиграл оба раза и ушел играть с Бальтазаром. Часы показывали полдесятого. Делать было нечего — кофе в них больше не лезло, да к тому же так изжогу было недолго заработать, а до выхода из дома оставалось целых два часа. Нужно было как-то убить это время. Давид собрался было предложить тестю сыграть в подкидного, но решил, что сейчас это прозвучит неуместно. Так что он просто сел за стол напротив него.

— Говорят, у тебя сегодня выступление? — спросил Стуре.

— Как это? Сегодня?!

— Ну да, в газете было написано.

Давид подошел к календарю и посмотрел на число: 17августа. Выступление: 21.00.

Стуре оказался прав. Более того, Давид, к своему ужасу, обнаружил, что девятнадцатого он еще должен выступать на корпоративной вечеринке в Уппсале. То есть шутить, смешить, веселить. Он нервно провел ладонью по лицу:

— Надо позвонить, отменить.

Стуре прищурился, как от солнца:

— Ты серьезно?

— Да ну, стоять там перед ними, кривляться... Не могу.

— А может, наоборот, тебе на пользу пойдет? Хоть развеешься...

— Да нет, мне же текст читать, а у меня голова совсем другим забита. Нет.

К тому же большая часть публики наверняка в курсе после того злосчастного репортажа. «Смотри, это выступает муж той женщины...» Может, Лео уже и сам отменил выступление, просто забыл про объявление в газете.

Стуре предложил:

— Если хочешь, я посижу с Магнусом.

— Спасибо, — ответил Давид. — Посмотрим. Но вряд ли это понадобится.

В субботу утром в дверь Флоры позвонили. На пороге стояла Майя, одна из ее немногочисленных школьных подруг. Она была на голову выше и килограмм на тридцать крупнее Флоры. К отвороту ее защитного цвета гимнастерки был прицеплен значок с надписью: «Жизнь — говно. Хочешь поговорить об этом?»

— Выйди на минуту? — попросила она.

Флора не заставила себя уговаривать. Квартира прямо-таки благоухала ароматами субботнего завтрака и поджаренного хлеба, лишь усиливая иллюзию семейного благополучия. К тому же курила Флора исключительно с подругой и сейчас не отказалась бы от затяжки-другой.

Прикурив одну сигарету на двоих, они бесцельно побрели по улице, затягиваясь время от времени.

— Мы тут решили что-нибудь в Хедене замутить, — произнесла Майя, протягивая Флоре сигарету.

— Кто это «мы»?

— Ну, леваки.

Майя принадлежала к Левой молодежной организации, состоявшей преимущественно из девочек, которые вечно что-то придумывали. Когда газета «Кафе» праздновала свое десятилетие на пароходе «Патрисия», они вылили на пристань у трапа десять ведер обойного клея и повесили знак: «ОСТОРОЖНО — СПЕРМА!», и гостям пришлось пробираться через липкую жижу, пока пристань наконец не отмыли.

— И что вы теперь задумали? — спросила Флора, возвращая подруге сигарету, так и не сделав затяжки. С нее пока хватит.

— Ты представляешь, — начала Майя, демонстративно отвернувшись от расфуфыренной дамочки в белых льняных штанах, выгуливающей декоративную собачку, — они же с этими мертвецами черт-те что творят. Сначала всякие эксперименты на них ставят, как будто это не люди, а подопытные кролики, а теперь вообще в какое-то гетто согнали.

— Ну? — не поняла Флора. — А что, есть какая-то альтернатива?

— Да при чем здесь альтернатива? Главное, что так не поступают! Об обществе можно судить...

— ...по его отношению к слабейшим, — закончила цитату Флора. — Знаю, но...

Майя раздраженно взмахнула рукой с сигаретой.

— А разве есть кто-нибудь слабее мертвых? — Она засмеялась. — Ты когда-нибудь слышала, чтобы мертвецы качали права? Они же совершенно бесправны, государство с ними что хочет, то и делает. И это только начало. Читала, что там эта философия в газете понаписала?

— Да, — ответила Флора, — я тоже считаю, что так нельзя, я с тобой согласна, ты, главное, успокойся. Я только думаю...

— А вот думать потом будешь. Видишь несправедливость — исправляй. А то чуть что-то новое появится, как те, кто у руля, уже под себя подгребают. Допустим, изобретут они лекарство от смерти — и что? Думаешь, бросятся население Африки спасать? Как-то сомневаюсь. Небось, сначала дождутся, пока все негры от СПИДа передохнут, а потом уж будут разбираться. Ты в курсе, например, что распространение СПИДа контролируется американскими фармацевтическими компаниями? — Майя покачала головой. — Зуб даю, что они и в Хеден пролезут.

— Я вообще-то собиралась туда к открытию, — сказала Флора.

— Куда? В Хеден? Я с тобой.

— Вряд ли тебя пустят. Туда только родственников...

— Ну конечно, чего от них еще ожидать... А как ты докажешь, что ты родственница?

— Не знаю.

Майя покрутила окурок между пальцами, чтобы его затушить. Затем она внезапно остановилась и уставилась на Флору, прищурившись:

— А что это тебя туда потянуло?

— Не знаю... Наверное, просто хочу все увидеть своими глазами.

— Вечно ты на тему смерти заморачиваешься...

— Как будто другие не заморачиваются.

Майя молча взглянула на нее, затем произнесла:

— Не-а.

— Еще как заморачиваются.

— А я говорю, нет.

Флора пожала плечами:

— Да ну, много ты понимаешь.

Майя ухмыльнулась и швырнула окурок, стараясь попасть в урну. Как ни странно, ей это удалось. Флора зааплодировала, и Майя похлопала ее по плечу:

— Знаешь, кто ты?

Флора покачала головой:

— Нет.

— Выпендрежница. Совсем чуть-чуть. Но это даже прикольно.

Они еще пару часов шатались по городу, болтая о том о сем. Когда они расстались, Флора села в метро и поехала на станцию «Тенста».

— Там будет столько людей! Нельзя упускать такую возможность!

— Вы полагаете, они станут нас слушать?

— Я в этом абсолютно уверен.

— Но как же они нас услышат?

— Там будут громкоговорители.

— И что, нам разрешат их использовать?

— А вы думаете, когда Христос изгонял торговцев из храма, он спрашивал у кого-нибудь разрешения? «Простите, ничего, если я тут столы немного поопрокидываю?»

Гости засмеялись, а Маттиас, довольный собой, скрестил руки на груди. Эльви стояла в дверях, слушая, как они обсуждают план действий. Сама она не принимала участия в беседе. Ее одолевала усталость, вызванная недосыпом, а недосып, в свою очередь, был результатом мучивших ее сомнений. Она ночами напролет не могла сомкнуть глаз, пытаясь удержать ускользающий образ Богородицы, не дать ему поблекнуть, превратиться в смутное воспоминание. В голове все крутились Ее слова, и Эльви силилась понять, что они значат.