Ты должна привести их ко Мне. В этом их единственное спасение.

После некоторого успеха в первый вечер, ловля душ человеческих продвигалась со скрипом. Когда первый шок миновал, а власти доказали свою способность держать ситуацию под контролем, люди куда менее охотно принимали проповеди на веру. В первый день Эльви ходила по домам вместе с остальными, но потом ее одолела усталость.

— Эльви, а вы как думаете?

Маттиас повернул к ней свое круглое детское лицо. Эльви даже не сразу поняла, что вопрос обращен к ней. Семь пар глаз устремились в ее сторону. Маттиас был единственным мужчиной в их компании. Кроме него, здесь были Хагар, Грета, соседская жена и еще одна женщина, присоединившаяся к ним в самую первую ночь. Имени ее Эльви не помнила. Были еще две сестры, Ингегирд и Эсмеральда, подруги той безымянной женщины. И это только те, кто пришел к завтраку, остальные должны подтянуться позже.

— Я думаю... — начала Эльви. — Я думаю... Честно говоря, не знаю.

Маттиас удивленно приподнял брови.

Ответ неверный.

Эльви рассеянно потерла шрам на лбу.

— Как решите, так и сделаем. Я, пожалуй, пойду прилягу...

Возле спальни ее догнал Маттиас, мягко взяв за плечо.

— Эльви. Вам было видение, и миссия поручена вам. Поэтому мы здесь.

— Да-да, я знаю.

— Вы что, передумали?

— Нет, что вы. Просто... у меня совершенно нет сил.

Склонив голову, Маттиас внимательно посмотрел на нее, на секунду задержав взгляд на шраме, затем произнес:

— Я вам верю. И в дело наше общее тоже верю.

Эльви кивнула:

— Я тоже. Просто... я и сама точно не знаю, в чем оно заключается.

— Ложитесь, отдохните, мы все сделаем. Выезжаем через час. Вы уже видели листовки?

— Да, — отозвалась Эльви, но Маттиас словно ждал продолжения. — Красивые, — добавила Эльви и ушла в спальню, закрыв за собой дверь. Не раздеваясь, она залезла под покрывало и натянула его до самого носа. Она окинула комнату взглядом. Все как прежде. Эльви поднесла руки к глазам.

Мои руки.

Она пошевелила пальцами.

Мои пальцы. Они шевелятся.

В коридоре зазвонил телефон. Подниматься, чтобы взять трубку, у нее не было сил. Подошел кто-то из гостей — похоже, Эсмеральда.

И ничего во мне такого особенного.

Неужели так было всегда? Святые, отдавшие свою жизнь за Господа, святой Франциск, по Божьему вдохновению проповедующий Папе Римскому, святая Биргитта[41], преисполненная священного огня в своей келье... Знали ли они минуты душевного смятения? Случалось ли Биргитте терзаться сомнениями, так ли она поняла священное слово, ничего ли не добавила от себя? Недаром же Франциск отправил прочь своих учеников со словами: «Оставьте меня, мне нечего вам сказать»?..

Может, так и должно быть?

Эльви некого было спросить, все они были мертвы, обросли легендами, стершими их человеческие черты.

Но она же видела!

Впрочем, скольким до нее были подобные откровения за всю историю человечества? Должно быть, сотням, тысячам. Может, тем и отличались святые от простых людей, что хранили верность увиденному, не позволяли ему поблекнуть или исчезнуть, считая забывчивость орудием дьявола. Держались до последнего. Может, в этом и был их секрет.

Эльви вцепилась в одеяло

Да, Господи, я буду держаться.

Она закрыла глаза и попыталась уснуть. Но не успела она расслабиться, как было уже пора вставать.

Элиас делал большие успехи.

В первый день он никак не реагировал на упражнения, которые Малер вычитал в книжке. Малер протягивал ему картонную коробку со словами: «А ну-ка, что там у нас такое?» — но Элиас оставался равнодушным к происходящему и до, и после того, как дед открывал коробку, извлекая оттуда плюшевую игрушку. Малер заводил волчок на столике в изголовье кровати — покрутившись, волчок падал на пол, так и не сумев привлечь внимание мальчика. И все же Малер не терял надежды. То, что Элиас взял бутылочку в руки, означало одно — реагировать он мог, был бы повод.

Анна не возражала против всех этих упражнений, но и большого энтузиазма тоже не проявляла. Она часами просиживала возле сына, спала на матрасе рядом с его кроватью, но, по мнению Малера, не предпринимала ровным счетом ничего, чтобы улучшить его состояние.

Все началось с радиоуправляемой машинки. На второй день занятий Малер заменил в ней батарейки и запустил ее в комнате внука в надежде на то, что вид некогда любимой игрушки его расшевелит. Он не ошибся. Стоило Элиасу заметить машинку, как он весь напрягся. Впившись в нее глазами, он следил за ее перемещениями. Как только она остановилась, Элиас потянул к ней руку.

Вместо того чтобы дать ему игрушку, Малер нажал на кнопку пульта, и машинка снова закружила по комнате. И тут случилось то, на что он так рассчитывал. Медленно-медленно, словно пробираясь сквозь трясину, Элиас начал вылезать из кровати. Когда машинка остановилась, он на секунду замер, но потом опять зашевелился, пытаясь встать.

— Анна! Иди сюда! Быстро!

Войдя в комнату, Анна увидела, как Элиас спускает ноги с кровати. Прикрыв рот ладонью, она вскрикнула и метнулась к сыну.

— Только не останавливай его, — предупредил Малер, — лучше помоги.

Поддерживая Элиаса под мышки, Анна помогла ему встать. Мальчик сделал пару нетвердых шагов по направлению к игрушке. Малер нажал на кнопку. Машинка откатилась в сторону, но тут же вернулась назад. Элиас сделал еще шаг. Он уже почти приблизился к заветной цели, когда машинка с жужжанием выехала в коридор.

— Ну дай ты ему ее, — взмолилась Анна.

— Нет, — ответил Малер, — он тогда сразу остановится.

Элиас повернул голову, наблюдая за машинкой, затем развернулся всем корпусом и двинулся к двери. Анна не отставала. По ее щекам струились слезы. Когда Элиас доковылял до дверей, машинка отъехала еще дальше.

— Пусть возьмет, — произнесла Анна сдавленным голосом, — ему же хочется!

Словно не слыша, Малер продолжал свою игру: подманит — отъедет, подманит — отъедет, пока Анна вдруг не остановилась, придерживая вырывающегося из рук Элиаса.

— Прекрати, — потребовала она. — Хватит. Я так не могу.

Малер остановил машинку. Анна обеими руками обняла сына.

— Делаешь из него какого-то робота, — добавила она. — Не хочу в этом участвовать.