– Княже, они в полуверсте впереди идут, – быстро доложил Роман, перехватывая у него поводья трофейных коней. – А это что за гусь?

– «Язык». Они Катерину в Али-хазрат-юрт повезли.

– Оно понятно. Тут другой дороги нет, – кивнул следопыт. – Что делать станем, княже?

– Отправь одного бойца в имение. Пусть сюда оба миномёта привезут, – задумчиво приказал Руслан, автоматически назвав орудия их настоящим названием. – И прижгите этому болвану раны, чтобы раньше времени кровью не истёк.

– Прости, княже, чего привезти должны? – удивлённо переспросил Роман.

– Мортиры наши. И пусть со склада заберут все припасы к ним. Не отдадут жену, я этот аул с землёй сровняю, – зловеще пообещал Шатун.

Кивнув, пластун тут же принялся раздавать указания. Пленному оторвали рукав и, поплотнее скрутив его, воткнули ему же в рот. Дальше один из бойцов аккуратно выдернул из гильзы пулю и, высыпав порох на обрубок пальца, поджёг его. Пленный взвыл и задёргался, но казаки крепко прижали его к земле. Такой способ прижигать раны использовался ещё во времена Ивана Грозного. Так что, глядя на эту экзекуцию, Руслан только презрительно усмехнулся.

Казаки, прижигая друг другу таким способом раны, всегда ценили, если раненый переносил процедуру без единого звука. Это считалось проявлением настоящей силы и доблести. Единственное, что дозволялось, так это кусок сыромятной кожи в зубах. Чтобы сами зубы не испортить или язык не прикусить. Закончив с прижиганием, казаки снова связали мужика и, перекинув через седло, приготовились ехать дальше. Убедившись, что все его указания выполнены, Руслан одобрительно кивнул и первым тронулся дальше.

К выходу в памятную долину они добрались через двое суток. Догонять турок по узкой тропе было не самым мудрым действием. Один неудачный выстрел, и лошадь, на которой сидит Катерина, может, испугавшись, сорваться в пропасть. Обогнать же похитителей не было никакой возможности. Так что теперь всё будет зависеть от умения Руслана правильно расставлять акценты и его зловещей славы.

Отправленный за миномётами казак вернулся с пятью миномётчиками и цугом из шести першеронов. Громадные тяжеловозы несли на себе сами орудия и боеприпас к ним. Как получилось, что артиллеристы сумели догнать их, Руслан понял не сразу. Всё прояснилось, когда он вдруг понял, что под гонцом не его лошадь. Подозвав к себе казака. Шатун задал возникший вопрос и получил полный, но довольно неожиданный ответ.

– Так меня первым Кузьма встретил, – развёл казак руками. – Как завидел, что у меня конь весь в мыле, так кнутом своим едва башку не снёс. А когда узнал, что ты меня за мортирами послал, сам этих битюгов первым вьючить и кинулся. А после этого коняку и вывел моему на смену. Добрый конь. Мы от самого имения на рысях шли, а ему хоть бы что. А про битюгов и говорить нечего. Мы уж сами умаялись, а они всё скачут и скачут, словно дороги не замечая. Ох, и сильны звери. Да и вьюки у них добрые. Кузьма времени даром не терял. Добрую сбрую сделал.

Только теперь Руслан разглядел, что на першеронах не совсем обычная сбруя. Что-то вроде грузового седла, на которое крепился груз. Но необычной формы, позволявшей держать ящики в стороне от тела животного. Таким образом они не давили коням на бока, но и не болтались из стороны в сторону. Удивлённо хмыкнув, Руслан кивнул и вернулся к текущим делам. Выехав с тропы в долину, он остановил отряд и, спешиваясь, приказал разворачивать орудия.

Миномётчики быстро установили мортиры, и Руслан, наведя один из миномётов так, чтобы мина разорвалась в стороне от домов, глухо скомандовал:

– Заряд.

Блымкнуло, и мина со свистом ушла в нужном направлении. Спустя несколько секунд на окраине аула встал куст разрыва мины. Передёрнув затвор карабина, Руслан достал из перемётной сумы платок и, повязав его на ствол винтовки, сел в седло.

– Погоди, княже. Давай я с тобой пойду, и тварь эту заодно прихватим. Ну, чтобы сразу понятно было, кто нас сюда привёл, – остановил его Роман.

– Добро. Давай, – подумав, кивнул Шатун.

Пленника сняли с коня и, не развязывая, погнали в сторону аула. Руслан и следопыт ехали следом. Роман накинул петлю аркана пленному на шею, таким образом пресекая даже мысли о попытке бегства. Разорвавшаяся рядом с аулом мина заставила горцев отнестись к намерениям казаков со всей серьёзностью. Женщин и детей загнали в дома, а мужчины, вооружившись, засели за увалом, готовясь к бою.

Увидев людей с белым флагом, горцы, которым этот знак был хорошо известен, отправили на встречу своих парламентёров. Глядя, как к ним направляются четыре всадника, Шатун едва сдержался, чтобы не перестрелять их ещё на выезде из аула. Но присмотревшись, вдруг понял, что хорошо знает двоих из них. В середине четвёрки ехали тот самый ходжа, что освящал ладонь Аллаха перед боем, и Ахмат. Человек, гостивший в доме Руслана.

Оставшиеся двое Руслану были неизвестны, но один из них к горцам явно отношения не имел. Судя по тому, как напряглись плечи пленного, это был один из тех, кто командовал всей этой затеей. Двигаясь не спеша, с достоинством, горцы внимательно рассматривали и парламентёров, и всё, что творится за их спинами. О казачьих мортирах в горах ходило много слухов, но видеть их воочию довелось немногим. Когда до стоящих казаков осталось шагов двадцать, европеец не выдержал и, пришпорив коня, вырвался вперёд.

За три шага до пленного он осадил своего скакуна и, свесившись с седла, всмотрелся в лицо неизвестного. Имени его Руслан так и не удосужился узнать. Впрочем, оно ему было не интересно. Европеец протянул было руку, чтобы выдернуть кляп изо рта пленного, на раздавшийся выстрел и свистнувшая рядом с рукой пуля ясно сказали, что эти движения будут лишними. Отдёрнув руку, европеец инстинктивно схватился за рукоять пистолета, но увидев направленный на него ствол револьвера, замер. Горцы, ехавшие всё так же не спеша, остановились рядом с ним, и Руслан, глядя в глаза своему поединщику, мрачно выдохнул:

– Здравствуй, Ахмат.

* * *

– Ты пришёл сюда с пушками, князь. Зачем? – кивнув, мрачно спросил горец.

– Эти шакалы украли мою жену, – ткнул пальцем в европейцев Руслан. – Это точно, Ахмат. Я по следам сюда пришёл. Да и спрашивать мы умеем. Этот, – тут он показал на пленника, – всё рассказал. Мы долгие годы воюем, Ахмат, но и у горцев, и у казаков всегда была честь, и беременных женщин и детей мы никогда не трогали, если только не объявлена кровная месть. Этот закон нарушен. А теперь