Саврянин кинул… подгоревшую корку в вора — и переступил порог.

— Да ну, — неуверенно сказала Рыска. — Зачем ей Алька травить? Наверное, остались нераспроданные, а самой уже в горло не лезет.

— Могла бы угостить кого-нибудь более достойного.

— А ты ей забор починил?!

— Он тоже не чинит!

Девушка махнула рукой и начала накрывать на стол.

* * *

— Слушай, парень, дело есть!

Альк, не поворачивая головы, удостоил Сиву приподнятой бровью. Наемник выбрал не самое удачное время для задушевных разговоров: вечер, когда посетители снуют туда-сюда и вышибале нужно постоянно быть начеку.

— В общем, так, — заторопился Сива, поняв намек. — Мне тут работенку предложили, но одному боязно браться, «спина»[5]нужна.

— А чего ко мне-то пришел? — Альк выставил ногу, не давая годовалому ползунку перебраться через порог и кувыркнуться с крыльца в грязь. Поглощенные ужином родители ничего не замечали, положившись на Хольгу, которой якобы полагалось хранить безвинных детей. Богиня выполняла свои обязанности спустя рукава, ребенка в кормильню принесли уже с синяком на лбу. — Дружков мало?

— Дерешься здорово, — честно сказал наемник. — А дело серьезное. И опасное.

— Какое?

Сива неожиданно замялся.

— Только ты это, не смейся, — предупредил он.

— Я похож на весельчака? — буркнул белокосый, приподнимая малыша за шиворот и разворачивая в другую сторону, седьмой раз за эту лучину. Ребенок радостно взвизгнул и, как жук, пополз в обратном направлении.

— Ты похож на саврянина, — прямо брякнул наемник. — А у вас, говорят, ничего святого нет.

— Есть, — злорадно сказал Альк. — Озеро в Тишопских горах, где, по преданию, Хольга перед браком купалась, а теперь неверных жен в мешках топят, чтоб заодно и наказать, и грех смыть.

Но Сива вовсе не пытался его задеть.

— Я к тому, что… — Наемник набрал побольше воздуха и скороговоркой выпалил: — В общем, прошел слух, что на дальнем жальнике беспокойники завелись.

Саврянин фыркнул.

— Ну вот, — обиделся Сива. — Так я и знал!

— Я не верю в беспокойников.

— Вот и отлично! А наши мужики — верят. Потому и отмахиваются.

Альк задумчиво поскреб подбородок. Подвоха со стороны Сивы он не чувствовал, но дело казалось не слишком хорошим. Точнее, смазанным каким-то, путники о таком говорили — «до развилки».

— Расскажи подробнее.

— Тут в Ямах два жальника, — оживился наемник. — Новый, за холмом, и старый, тоже за холмом, но за другим, подальше, возле речки. Хоронят на обоих — на ближнем приезжих, а на дальнем местных, он у них более почетным считается. Последним там мельника зарывали, две недели назад — дурная смерть, странная. Вечером здоров был, вовсю на подмастерьев орал, а утром жена проснулась — уже остыл, и лицо синее.

— Сердце, — равнодушно бросил Альк. — Докричался.

Сива кивнул:

— Так и думали, покуда он по ночам вылезать не стал, по плотине ходить и в ставни скрестись. Подмастерья уже после второго раза разбежались. Вот мельничиха и плачется: скажите ему, чтоб оставил меня в покое, три злата заплачу.

— Просто сказать?

— Да, но, подозреваю, ему это не понравится.

— Хм. — Саврянин обреченно развернул настойчивое дитя в восьмой раз. — Ну можно было б прогуляться, когда кормильня закроется… Заскочу только домой, сабли возьму. Хоть и не верю я в эту чушь, да и надобности в напарнике не вижу. Не боишься, что я сам работу выполню, а с тобой делиться не захочу?

— Поделишься, — уверенно сказал Сива. — Иначе позавчера отобрал бы у меня весь кошель.

* * *

Наемник просидел в кормильне до самого закрытия, неспешно потягивая пиво, и даже помог Альку выпроводить последних гостей. Те при виде двойного набора кулаков решили не искушать судьбу, покорно рассчитались и ушли-уползли.

Где саврянин живет, Сива не спрашивал — успел узнать от служанки, а та от кого-то из соседей тетки Ксюты. Напарники в молчании пересекли погруженную во мрак пустошь, поднялись на холм, усыпанный светлячками-торговцами, и уже подходили к дому, когда наемник не выдержал:

— Отдай мне сабли, а? На кой они тебе, ты ж все равно их не носишь! Небось и рубиться на них толком не умеешь.

— Я на всем умею.

— Так если тебе без разницы, давай на мечи махнемся! — Сива вытащил из-за спины клинок, крест-накрест рассек воздух. — А? Они парные, у меня дома второй лежит.

Альк косо глянул на меч:

— Новодел. Сабли получше будут.

— Еще бы. В Болотных Сельцах выкованы, из местного железа, — тоскливо сказал наемник. — Я их десять лет таскал, они мне как талисман на удачу были.

— Что ж ты, — буркнул саврянин, — с талисманами на людей кидаешься?

— Так разозлился сильно! — с досадой признался Сива.

— Вот и таскай следующие десять лет мечи, — отрезал Альк, отворачиваясь.

— Ну и хрен с тобой, — надулся наемник. — Жлоб саврянский.

— Растяпа ринтарская. — Саврянин под лай соседских собак распахнул калитку. У тетки Ксюты тоже был пес, но совсем еще щенок, равно ластившийся к своим и чужакам. Хозяйка его даже на ночь в доме запирала, чтобы не свели.

Рыска, как всегда, не спала: сидела с ногами на постели и что-то вязала при свете лучины, клюя носом. При виде незнакомого человека девушка встрепенулась, уронила клубок с коленей и поспешила натянуть на них подол.

— Ночь добрая, — вежливо сказал Сива, глазея на девчонку в легком домашнем платьице и гадая, родственница она саврянину или подружка.

Альк заглянул на печь, похлопал по ней рукой:

— Где мои сабли?

Наемник болезненно поморщился.

— Я в ларь убрала. Ой! — (Саврянин без околичностей приподнял крышку вместе с Рыской, сунул руку в щель и за ремень вытащил ножны с оружием.) — А зачем они тебе?

— Беспокойника пойдем ловить.

— Что?!

— Мы быстро, — мрачно заверил ее Альк.

Сива скептически хмыкнул в кулак. Саврянин обвесился ножнами и уточнил:

— А чего там копаться, либо мы его, либо он нас.

— Альк, не смей! — Рыска вскочила, давая наемнику возможность попялиться на ее босые крепкие ножки от колена и ниже. — Я… Я тебе запрещаю!

— Ха-ха. — Белокосый повернулся к двери и нос к носу столкнулся с Жаром, как раз вернувшимся с полуночной службы в молельне.