И вот однажды Эристов объявил стажерам, что им предстоит первая серьезная работа. Три часа назад агент Трой сообщил куратору из Охранного отделения, что на сегодня запланировано покушение. Его объектом должен был стать заместитель и личный друг министра путей сообщения граф Платон Ильич Сокольский. Террористы давно охотились за ним.

– Я лично знаю тех, кому поручено это дело, – весело заявил Трой своему куратору. – Они ребята боевые. За святое дело готовые пожертвовать собой. Не сегодня, так завтра достанут они вашего графа.

Арнольд Михайлович часто не понимал своего агента. Иногда этот «пламенный апостол революции» словно забывал, что находится не на сходке боевых товарищей, а разговаривает с офицером охранки, которому продает товарищей по борьбе. Впрочем, Эристов не пытался учить агента морали. Если Трою приятно жить в придуманном им мире – пусть его; в конце концов, это даже полезно для дела. Чтобы оставаться на первых позициях в партии и по-прежнему иметь возможность поставлять тайной полиции ценные сведения, Трой должен был максимально искренне играть роль неподкупного лидера сопротивления. Арнольд Михайлович знал, что Трой кутит в парижских ресторанах, играет по-крупному в казино Монте-Карло, тратится на женщин. Контрразведчика поражало, как глубоко погружается Трой в каждую из своих жизней – как отчаянно кутит, как спокойно продает информацию, как четко работает партийным лидером. И его товарищи по борьбе не догадываются о том, что перед ними – первоклассный актер своего собственного театра.

Узнав о готовящемся покушении на графа Сокольского, Арнольд Михайлович приказал срочно организовать наблюдение за домом сановника. Поздно вечером его люди заметили двоих неизвестных, спускающихся с крыши графского дома, но не поняли, как те появились и что делали наверху. В это время хозяин дома с супругой были в театре. Эристов послал офицера предупредить Сокольского, чтобы граф не спешил возвращаться домой, а сам с двумя стажерами выехал на место. Пора было устроить курсантам «выпускной экзамен».

Филеры, проморгавшие появление террористов, ждали начальство на улице. Эристов запретил им входить в дом до своего приезда. Опростоволосившиеся сотрудники имели жалкий вид, но Арнольд Михайлович не стал их отчитывать. Он вообще и словом не обмолвился об ошибке подчиненных, а сразу по-деловому заговорил о предстоящей работе. Но чувствовалось, что филерам от этого только больнее. Им наверняка было бы легче, если бы шеф наорал на них, а не ограничился подчеркнутой вежливостью.

Дело в том, что в подразделении, именуемом летучим отрядом полковника Игнатова, служили не обычные «брандеры», ведущие наблюдение так, что не заметить их мог разве что слепой. Таких неумелых филеров еще называли «гороховыми пальто» за то, что они одевались в одинаковую казенную одежду. Обычно на малооплачиваемую и непрестижную филерскую работу принимали отставных солдат; часто кандидаты не отличались высокими умственными способностями, а многие не умели читать и писать. По отношению к своим офицерам они чувствовали себя просто ремесленниками, лишенными профессионального достоинства. Это была поистине каста отверженных, которых презирали свои и чужие. Полицейским шпикам часто даже не говорили, почему они должны следить за тем или иным человеком. Филер мог не знать, за кем наблюдает: за врагом или же за своим – секретным сотрудником, которого начальство решило по какой-то причине прощупать.

Совсем не так было поставлено дело с наружным наблюдением в особом элитарном Летучем отряде. Арнольд Михайлович лично отбирал и обучал каждого сотрудника. Платили им вдвое больше, чем в других подразделениях. Его филеры также получали хорошие деньги на покупку приличного гражданского платья. При служебных выездах в другие города им выдавались солидные командировочные. Суточных хватало на приличную жизнь за границей и на длинный ужин в ресторане – если объект наблюдения оседал там надолго. При необходимости филер мог за казенные деньги нанять лихача. Когда работать приходилось, к примеру, в Лондоне, где были очень популярны велосипеды, агентам предписывалось брать напрокат такую машину. То есть подразумевалось, что сотрудник умеет управлять различными видами современного транспорта.

Эристов даже организовал школу по подготовке филеров. Его ученики по внешнему виду безошибочно вычисляли революционеров в толпе людей. От них почти невозможно было скрыться. Выпускник школы мог пролежать в баке над ванной целый вечер, заговорить зубы любому швейцару, чтобы пройти в нужный дом, не предъявляя полицейского жетона. Если такой филер изображал извозчика, торговца или лоточника, то даже профессионал не мог признать в нем сотрудника полиции. При необходимости выпускник школы высшего филерского мастерства мог мастерски прикинуться пьяным или дурачком. Эти люди рисковали жизнью – и были к этому готовы.

Агентам строго запрещалось пить спиртное. В свой отряд старый холостяк предпочитал брать людей неженатых, так как считал, что чрезмерная привязанность к семье вредит службе контрразведчика – делает его слабым и уязвимым.

Сам Эристов был примером подражания для своих учеников. Он был готов ко всему: мог на полном ходу остановить извозчика, вскочить в поезд, куда бы тот ни следовал. Он никогда не терялся на местности, прекрасно ориентировался как в городе, так и в лесу. Даже в ночном лесу противнику не удалось бы проскользнуть мимо него незамеченным. От подчиненных Арнольд Михайлович требовал того же. Поэтому так расстроились сотрудники, не оправдавшие доверие командира.

В вестибюле графского дома к Арнольду Михайловичу подошел швейцар.

– Она наверху в голландке, – вполголоса сообщил он. – Я вас провожу. Правда, там холодновато, пока не топят…

У Эристова везде были свои люди. Через подставных лиц он владел несколькими солидными конторами по найму домашней прислуги. Рекомендованные этими агентствами лакеи, кучера, горничные, швейцары неизменно получали от своих хозяев прекрасные рекомендации. При этом им шло двойное жалованье – одно от непосредственного хозяина, второе от Департамента полиции. Это была превосходная агентурная сеть.

Потому-то Эристов не слишком огорчился промашкой филеров, что одновременно с ними дал задание своему секретному сотруднику в графском доме. Этот отставной унтер-офицер Волынского полка и его жена-кухарка весь день были настороже. Однако сами они тоже ничего подозрительного не заметили. Но зато в разговоре с дворником швейцар узнал, что часов в пять вечера к нему подходил какой-то господин и интересовался, где находится спальня хозяев. Человек был похож на студента – длинноволосый, в темных круглых очках, в нахлобученной на глаза широкополой шляпе и в пальто, воротник которого почти закрывал лицо мужчины. Потом дворник увидел, как этот «студент» и с ним еще один по пожарной лестнице взбираются на крышу.

Швейцар оказался смышленым малым. Первым делом он сбегал за околоточным надзирателем. Но так как хватать подозрительных лиц Эристов ему запретил, швейцар сразу предупредил полицейского, что они позволят любителям ночных прогулок уйти по крышам. Дождавшись, когда парочка спустится и скроется из виду, швейцар и околоточный надзиратель поднялись на крышу. По следам и окуркам они выяснили, что злоумышленников интересовали печные трубы. Так выяснилось, что адская машинка заложена в дымоход.