– Видишь, дамочка не в себе. Не трать времени попусту!

Впрочем, и вежливый жандарм тоже оказался негодяем. Вместо того чтобы отпустить невиновную, именно он распорядился отправить ее в лечебницу для душевнобольных.

Несколько месяцев Лиза провела в этом мрачном заведении. Это была настоящая тюрьма с решетками и цепями, только тюремщики носили белые халаты.

Когда Лиза вышла из больнички, прежние знакомые вряд ли смогли бы признать недавнюю обаятельную красавицу в этой страшно исхудавшей истеричке с впалыми щеками и синими кругами вокруг глаз. От прежней Лили осталась лишь тень.

В булочной Дора обратила внимание на молодую, но бедно одетую и изможденную девушку. Та о чем-то умоляла владельца магазина; лавочник ее едва слушал. Дору отчего-то заинтересовал этот разговор. Возможно, оттого, что она никогда не могла пройти мимо несправедливости, даже если происходящее не касалось ее напрямую.

Всю свою жизнь Дора посвятила борьбе за справедливость и никогда не шла на компромиссы с собственной совестью. Она попала на каторгу за соучастие в убийстве печально прославившегося на всю Россию своей жестокостью начальника одесского жандармского управления Гейкинга. Суровое наказание Доре назначил не суд присяжных, а Особое присутствие Сената. Впрочем, у дочери богатых родителей был выбор: каторга или довольно комфортная жизнь в «Сибирской Швейцарии» – так за мягкий, приветливый климат и природное изобилие называли юг Енисейской губернии. Убитые горем родители сумели подкупить какого-то важного полицейского чина из Главного тюремного управления, который готов был заменить каторгу ссылкой ввиду «слабого здоровья» девушки. Достаточно было представить полиции липовую справку о плохом состоянии своего здоровья, и можно было с комфортом устроиться в далеком таежном селе: получать регулярно передачи с книгами и нужными вещами, хорошо питаться… Некоторые революционеры-рецидивисты даже гордились тем, что обманули царских сатрапов и сумели «за казенный счет» основательно поправить здоровье и набраться сил для продолжения борьбы. Так, один видный партиец, отправленный в ссылку в те далекие места, даже избавился от застарелой язвы, чего не мог сделать на лучших швейцарских курортах.

Но Дора с негодованием отвергла это предложение. Она не собиралась унижаться перед врагами, идти на сделку с собственной совестью. «Нет для революционера большего счастья, чем возможность пострадать за свои идеалы!» – ответила она хлопочущим о ее спасении родителям и друзьям. Революция, наивысшая форма справедливого общественного устройства, была ее путеводной звездой. Но по дороге к великой цели Дора, отзывчивая на чужие страдания, не могла спокойно пройти даже мимо брошенного хозяевами котенка.

Три года назад, едва прибыв на нерчинскую каторгу, Дора сразу объявила голодовку в знак протеста против произвола администрации в отношении местных политкаторжан. За это бунтовщицу определили в печально знаменитую Мальцевскую тюрьму: даже здоровые и сильные люди не выдерживали там больше года, а сошедших с ума там было больше, чем в остальных нерчинских острогах, вместе взятых. Тем не менее арестантка продолжала доставлять администрации массу хлопот. Своими зажигательными речами она взбаламутила не только местных заключенных, но и солдат охраны. Эта бестия, страстно убежденная в правоте своего дела, могла проповедовать где угодно. Чтобы лишить Дору опасного оружия, начальник тюрьмы приказал посадить ее в отдельную камеру и надеть на нее специальный намордник. Охрана так боялась слабую женщину, что большую часть дня та проводила на цепи в ножных и ручных кандалах. Так в Нерчинске появилась своя железная маска. Но Дора все равно нашла способ сообщить о зверствах тюремщиков на волю. Она отстучала свое послание в соседнюю камеру, пользуясь специальным тюремным кодом, вроде азбуки Морзе.

Так Дора добилась своего: с большим трудом переправленная ею в Петербург жалоба заинтересовала высшее начальство. На Акатуй прибыла столичная инспекция с плановой проверкой. Ревизоры обнаружили автора жалобы среди умирающих от чахотки безнадежных больных и свихнувшихся узников, едва живой, но в ясном сознании…

Не выказывая пока своего интереса, Дора незаметно приблизилась к разговаривающим и услышала, как чахоточная бедняжка упрашивает хозяина булочной:

– Ну, пожалуйста, возьмите меня! Я согласна на любую работу. Я готова работать у вас за еду.

– Ладно, так уж и быть, – почесывая круглое пузо, смилостивился хозяин.

Придирчивым взглядом он осматривал девицу.

– Возьму тебя уборщицей за харчи. Но только делать будешь все, что я прикажу. Это ничего, что ты пока худенькая. Кренделями с марципаном отъешься, будешь в теле. Мне пышные бабы нравятся.

Дора с негодованием набросилась на негодяя:

– Немедленно прекратите!

Внезапно атакованный невесть откуда взявшейся экзальтированной нервной дамой, лавочник растерялся:

– Я вас не понимаю-с.

Дама была одета строго, но с большим вкусом и напоминала домашнюю учительницу. Она и разговаривала со взрослым развратником, как с провинившимся мальчишкой:

– Как вам не стыдно! Я все слышала. То, что вы предлагали, – низко и гадко. Немедленно извинитесь перед этой девушкой!

– Да ничего я ей не предлагал! – возмущенно воскликнул торгаш, уже взявший себя в руки. – Тоже мне, Пенелопа ярославского разлива[39]! Пусть убирается вон!

Просительница бросилась к выходу.

Дора догнала ее на бульваре. Пронзительный ветер с Невы хлестал по лицам, продувал легкое платье несчастной девушки. Она кашляла и зябко куталась в пуховую шаль. Дора отметила ее не по погоде легкие сапожки. Ей самой не раз приходилось оказываться без крова над головой в чужих городах и совсем без денег, так что она прекрасно понимала, каково приходится бедняге.

Лиза вздрогнула и обернулась, когда чья-то рука легла ей на плечо.

– Если вам некуда идти, вы можете переночевать у меня, – участливо предложила женщина, только что вступившаяся за нее в булочной.

Незнакомка выглядела не то сказочной феей, не то доброй матушкой – не довериться ей было невозможно. И только странный блеск в глазах не вязался с ее образом.

Вскоре Лиза уже входила в дом новой знакомой. Это была небольшая квартирка, обставленная на мещанский лад, с дешевыми олеографиями по стенам. Большой стол в одной из комнат был заставлен какими-то колбами, частично прикрытыми газетами. Но главное – здесь было тепло и уютно. Дора усадила гостью возле печи, принесла ей чай со сладкими булками. Вскоре хозяйка удовлетворенно отметила, что губы ее гостьи порозовели, а на ее впалых, бледных щеках заиграл легкий румянец.

Дора устроила Лизу на диване во второй комнате. Перед тем как пожелать ей спокойной ночи и затворить за собой дверь, добрая фея пообещала: