Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Не расстраивайся, – сказал Джона, взяв меня за руку. Я улыбнулась.
– Не говори никому. Гэбриел знает. Он уехал, чтобы найти недостающие фрагменты мозаики. А остальным… остальным знать не нужно.
– Это наша тайна, договорились, – тут же пообещал он.
Некоторое время мы шли молча, и каждый думал о своем. Я заговорила первой:
– Руадан и Гэбриел советовали мне держаться подальше от тебя.
– Знаю… – ответил Джона.
Казалось, ему хотелось мне что-то рассказать.
– Что такое?
– Ничего, я подожду. Времени у нас достаточно. И у тебя, и у меня.
– Позволь не согласиться. На моих часиках стрелки вот-вот остановятся.
– Ты зря считаешь, что, раз тебя ищут, ты достигла конца пути. Открою секрет: ты только в его начале… – Джона знал, о чем говорит. Странно, но от его уверенности мне стало еще больше не по себе.
Чтобы разрядить обстановку, он широко улыбнулся, бесцеремонно подхватил меня и забросил себе на спину. Я крепко обвила руками его шею, и мы понеслись по полям.
Забыв обо всех проблемах, я отдалась пьянящему возбуждению. Джона домчал меня до дома быстрее молнии.
Крепко обхватив вампира за шею и прижавшись к нему, я забыла обо всем, что меня тяготило. У порога я спрыгнула на землю, и Джона повернулся ко мне.
– Понравилось?
– Безумно! – призналась я.
– Слушай, Чесси, у тебя и так непростая ситуация, но…
– Но что?
– Просто… Мне показалось, у вас с Гэбриелом что-то было. Но ты же понимаешь, что сейчас ничего не выйдет?
Я хотела ответить, но в кармане завибрировал телефон. Звонил Гэбриел. Я не стала брать трубку, говорить нам было не о чем.
– Есть хочется, – сказала я Джоне. – Пойду займусь завтраком.
Я поднялась в кухню. Джона не возвращался к прерванному разговору. Вместо этого он сел на диван, взял пульт и начал переключать каналы. Пока я подрумянивала тосты и заваривала чай, Гэбриел позвонил как минимум раз десять, но я игнорировала его звонки, хоть и чувствовала себя виноватой.
Едва я начала завтракать, как появился Руадан. Он сел рядом со мной.
– Тебе Гэбриел звонит, – сказал он и вручил мне свой телефон. Я неохотно ответила.
– Да…
– Выйди куда-нибудь, чтобы тебя никто не слышал.
Вежливо кивнув Руадану, я отодвинула стул, вышла через стеклянные двери в сад и плотно закрыла их за собой.
– Я одна, – холодно сказала я.
– Появилась зацепка. Я еду в Бостон, чтобы найти ангела по имени Азраэль. Думаю, у него есть ответы на наши вопросы. Через несколько часов я буду в городе и очень надеюсь, что он еще там. А затем я вернусь за тобой, – быстро поговорил Гэбриел. – Как у тебя дела?
– А как там Анора? – спросила я, делая вид, что не слышала его вопроса.
– Лайла, это последнее, что должно тебя занимать…
– Ну разумеется, ведь она занимает тебя за нас двоих!
– О чем ты говоришь?
– Во сне я видела тебя в баре с Малахией. Видела, как ты вернулся в мотель… Она встретила тебя вовсе не как друг!..
Гэбриел молчал. То, что он не пытался оправдываться, подтверждало мои худшие опасения.
– Ну и что ты на это скажешь? – поторопила я. Кровь прилила к щекам.
– Что ты видела?
– Какая разница! Достаточно, чтобы понять, чем вы там занимались.
– Лайла, ты неправильно все поняла. Верь мне, пожалуйста. Знаю, это нелегко, но скоро я вернусь к тебе. Пожалуйста, просто верь… – Гэбриел произнес эти слова с неподдельной печалью, но даже не попытался объяснить, что за сцена предстала тогда перед моими глазами.
Не в силах больше сдерживать слезы, я закончила разговор:
– Мне пора.
Мне нужно было собраться с мыслями, а для этого в саду была подходящая каменная беседка. Уже направившись туда, я вдруг заметила кое-что необычное – возле стены стояла высоченная пушистая ель.
– Все в порядке, милая? – спросил Руадан.
Увидев, куда я смотрю, он помрачнел.
– Заметила…
– Здесь, в саду? Откуда?
– Это тебе от меня! Настоящая рождественская елка! – Руадан улыбался. – То, что мы сидим в подполье, не значит, что мы не должны праздновать Рождество. Я купил на базаре украшения, так что давай внесем елку в дом и будем ее наряжать.
Это было очень трогательно, и я решила не обременять Руадана своими проблемами. Вампир взвалил елку на плечо и зашагал к двери, а я, улыбаясь, последовала за ним.
Через час все обитатели дома, включая Брук, дружно украшали елку – правда, сначала мы минут тридцать спорили, какой цвет выбрать основным.
Брук хотела, чтобы украшения были современными и элегантными – никакой мишуры, все только серебряного цвета. Джона предложил контраст черного и белого.
А вот мне хотелось повесить на елку все, что у нас было.
– Это неправильно! Так нельзя! – возмущалась Брук.
– Эй! Я украшаю нижнюю часть, а ты занимайся своей.
– Тише, девочки, не ссорьтесь. У вас шикарно получается. – Руадан выступал в роли буфера.
Мы нашли компромисс, поделив огромное дерево на три части. Вампирам не составляло труда дотянуться до верхушки, ведь они обладали способностью к необычайно высоким прыжкам, поэтому я наряжала нижние ветви необъятной ели. В этом были свои плюсы: мой участок оказался самым обширным – особенно по сравнению с тем, что досталось Джоне, который украшал самый верх дерева.
Руадан добровольно отказался от полагавшейся ему доли, зато оставил за собой право выбрать верхушку. Он собирался показать нам ее в самый последний момент.
Пока мы трудились над елкой, он тоже внес свой вклад в создание праздничного настроения: испек сладкие пирожки и сварил глинтвейн. А поскольку по-настоящему ела в этом доме одна я, у меня появились серьезные подозрения, что если я съем хотя бы половину того, что наготовил Руадан, то возненавижу пирожки на всю жизнь,
Украшая елку и вдыхая пряный аромат глинтвейна, я вспоминала единственное Рождество в жизни, проведенное не в одиночку.
Несколько лет назад в Шотландии я познакомилась с чудеснейшей миссис Кинох. Она держала пансион и в разгар туристического сезона пустила меня пожить в обмен на помощь по дому и на кухне.
В тот год мы украшали елку вдвоем с восьмилетней девочкой, которая приехала в пансион с родителями. Она развесила на елке все игрушки до единой, не забыла ни кусочка мишуры. Она считала, что так красивее всего. Весело было смотреть на ее сияющее лицо и видеть удовольствие, с которым она наряжала елку. Казалось, что вместе с блестками и шарами на ветвях оставались частички счастья.