– Я думала, что ты его…

– Что – я его? – переспросила валькирия, непонимающе приподняв накрашенные бровки.

Влада буквально поперхнулась словами «я думала, что ты его любишь», и теперь мучилась, как закончить фразу.

– Ну-у-у… я думала, он нравится тебе.

– Гильс-то? Нравится, конечно, – валькирия рассмеялась. – Гильс не может не нравиться, с такой-то мордашкой. Но нельзя всерьез относиться к вампиру.

– Почему? – тупо спросила Влада, чувствуя, как у нее похолодело сердце.

– Когда ему исполнится восемнадцать, ты поймешь, – снисходительно улыбнулась Эля. – Вампирчики хороши только до определенного возраста. Потом начинается перерождение, вампиры несвободны из-за кучи каких-то дурацких законов. А мне-то зачем эти проблемы?

«Хоть бы Гильс проиграл», – вдруг подумала Влада с отчаянием, тут же начав ругать себя за такие подлые мысли.

Ей-то всегда казалось, что Гильса просто нельзя не любить, хотя теперь по крайней мере стало понятно, почему валькирия не ревновала ее, видя узел муранов на ее колене.

– А вот тебе придется все это терпеть, бедняжка, – посочувствовала валькирия Владе. – Ты ведь его единственная «жертва». Тебе придется смотреть, как Гильс перерождается, отдавать свою кровь, еще и выхаживать его придется первые дни, если ему будет плохо. Ни свободы, ни счастья с этими вампирами… Впрочем, я больше об этом не хочу говорить. Это слишком неприятно.

И валькирия, будто отбросив в сторону эти мысли, принялась болтать о чем-то другом.

Влада отвернулась, сделав равнодушный вид.

Эля могла говорить про Гильса вслух, а она только мысленно переживать. И при последних словах валькирии внутри у нее будто что-то оборвалось.

Что ж такое происходит с вампирами в восемнадцать лет, что валькирия собирается его бросить?

Эля же была настолько занята раскрашиванием своего личика, что не заметила, как у Влады дрогнула рука, и она уронила несколько стразов на пол.

Когда валькирия встала со стула, выглядела она сногсшибательно, будто дорогая кукла-принцесса, на которых Влада в детстве засматривалась часами в магазине игрушек.

Сама Влада только причесалась. Волосы, рассыпанные по плечам и отливающие синим, зеленым и фиолетовым, выглядели как перья черного павлина. Да и джинсы с черным свитером смотрелись очень неплохо вместе с короткой курткой на меху. Только вот глаза были тревожные и казались совсем черными на бледном лице. Эля, зашуршав платьем, встала напротив зеркала и принялась критически себя рассматривать, а Влада, бросив на себя взгляд, увидела, что рядом с цветущей красавицей-валькирией в зеркале она похожа на бледного темноволосого эльфа, который никогда не видел солнца.

А вот вышедшая из ванной Инга была похожа на спятивший светофор – на ней было ярко-зеленое платье с пышными рукавами, желтая пушистая куртка из искусственного меха, красный бант на макушке и массивные серьги, которые звенели при каждом движении. Да и с макияжем троллиха явно переборщила – глаза и губы были заметно больше своих настоящих размеров, и им было теперь тесно на нарумяненной физиономии.

Инга обвела устрашающим взглядом комнату, видимо, рассчитывая найти в ней Егора, и решительно затопала в коридор.

Через секунду оттуда послышался хохот и возня. Дверь со стуком распахнулась, и троллиха пронеслась по коридору, а следом проскакало что-то зеленое.

– Нет уж, Тановская, такие фокусы со мной не пройдут, – раздавался смех Егора Бертилова. – Но ты очень понравилась этим милым растениям…

Эля с Владой выбежали в коридор и увидели Ингу – она отбивалась от одного из чертополохов Лины Кимовны, который наскакивал на троллиху, пытаясь обнять ее длинными колючими ветками. Попытки отбиться от чертополоха кулаками закончились тем, что тот обозлился и попытался покусать Ингу за ту часть туловища, которая явно была намного больше головы.

– Ну он же лучше меня, да? – веселился Егор. – Ты присмотрись, может, тебе понравится… Или сделай себе моего фантома, и пусть он тебя водит куда хочешь… Попробуй, вдруг у тебя получится?

– Убери это от меня немедленно! – орала троллиха, потрясая кулаками. – Или пожалеешь, я клянусь! Я Муранову расскажу, будешь знать!

– Егор, да что с тобой такое, перестань… – попросила Влада, дернув тролля за рукав свитера.

– Ой, боюсь-боюсь Гильса, – покатываясь со смеху, тролль помахал в воздухе рукой, и агрессивный чертополох встал по стойке смирно, отсалютовав колючей веткой.

Разъяренная троллиха бросилась прочь, толкнув Егора с такой силой, что тот налетел на Владу, и оба чуть было не свалились на пол. Эля хихикнула и умчалась за Ингой вслед.

– Зачем ты с ней так? – с укором спросила Влада. – Ты, оказывается, можешь быть жестоким!

– Да я не собираюсь терпеть тут Йорга номер два! – возмутился тролль. – Тоже мне, вообразила из себя…

«А может, ты нравишься ей, глупый», – подумала Влада, но вслух ничего не сказала. Смутившись, она догадалась – а ведь Инга пыталась прикинуться ею и, может быть, даже полезла целоваться к Егору, как когда-то фокусничал Отто Йорг. Егор мог, конечно, нравиться как парень – он выделялся из толпы студентов высоким ростом, обаятельной улыбкой и веселым характером. Да и на лицо далеко не урод.

Вместе с троллем они бегом спустились вниз, где на площади у входа вовсю бушевала вечерняя непогода вместе с Линой Кимовной.

Оборотенесса рвала и метала в прямом смысле этого слова – она озверела, только раньше полнолуния. Передние зубы у нее укрупнились, зрачки глаз стали узкими, а голос огрубел и поменялся не в лучшую сторону. Влада вспомнила лекцию по носфераторике, посвященную оборотням, – они не превращаются полностью в зверей, но в период полнолуния настолько нервничают, что полностью меняются их характер, голос и форма зрачков.

Причина озверения оборотенессы находилась прямо у дверей Утесума – во-первых, огромная лужа, которую так и не удалось никуда убрать, а во-вторых – блестящая золотая надпись в несколько строк прямо на каменной стене над дверями Утесума. Вокруг уже толпилась группа студентов, которая ржала, хихикала, хрюкала и издавала всевозможные звуки, которые отдаленно напоминали смех.

Завхоз, ругаясь на ветер и дождь, висел, ухватившись за веревку, спущенную из одного из окон, и отчаянно пытался отодрать буквы шваброй. Вниз летели хлопья мыльной пены, швабра сияла от блесток, только вот надпись, как была, так и оставалась на месте.

Влада, задрав голову, долго пыталась понять, что же там написано.

– Первокурсницы, не смейте это читать! – орала Лина Кимовна, перекрывая шум ливня. – Это позор, всех кикимор накажу сразу же после соревнований!

– А что там написано? – спросила Влада у Егора, но тролль в ответ только захрюкал, мотая головой.

– Нет-нет… Кикиморский язык, непереводимо… С ума сойти. Я уже начинаю менять свое отношение к кикимороводству. Мне уже нравится, честное слово…