В шесть часов Рейчел нехотя подумала о том, что пора собираться домой. Когда после легкого ужина — наспех приготовленной яичницы с беконом — она сообщила об этом Джонни, взгляд его потух, но он не стал возражать.

— Да, уже поздно.

— Хочешь, я останусь, если тебе тяжело быть одному?

Они были на кухне, выгружали из мойки посуду. Рейчел поразило, с какой легкостью и быстротой они вдвоем справлялись с домашними делами. У нее вдруг возникло ощущение, будто она знает Джонни всю свою жизнь, которой, впрочем, без него словно и не было. Это открытие вызвало у нее улыбку.

— Ты не обязана это делать.

Рейчел убрала в шкаф посуду и обернулась. Он наблюдал за ней, опершись на стойку. Лицо его было безучастным, но она чувствовала — просто чувствовала и все, — как ненавистна ему мысль о ее уходе.

— Я знаю. Но вопрос в другом: хочешь ли ты, чтобы я осталась? — Рейчел будто чеканила слова, пробиваясь сквозь толщу его мужского самолюбия. Она ждала ответа. Понимая, что после стольких лет одиночества ему нелегко признаться, как ему нужен сейчас родной человек.

Джонни скорчил гримасу.

— Если ты останешься, твоя мать начнет охотиться за мной с ружьем. А если еще кому-то станет известно, тебя заклеймят позором. Педсовет осудит Рейчел Грант за — как это там называется? — аморальное поведение и уволит. Неужели я позволю подвергнуть тебя такому испытанию? Нет, конечно.

— Все это не имеет значения, если я нужна тебе.

— Я хочу, чтобы ты осталась, но у меня нет желания загонять тебя в угол. Возвращайся сегодня домой, спи в своей постели, а завтра вечером приходи ко мне.

— Ты приготовишь ужин? — с улыбкой спросила Рейчел.

— Похоже, я тебя уже избаловал? — Он ухмыльнулся и распахнул объятия.

Рейчел прильнула к его груди, и он обнял ее так крепко, что она поняла, насколько не совпадали эти правильные речи с его желанием.

Когда она покинула его квартиру, было уже около восьми. Джонни проводил ее до машины и долго смотрел ей вслед.

Оставляя его наедине с призраками прошлого, Рейчел подвергала себя самому тяжкому в своей жизни испытанию.

Следующие несколько дней были самыми счастливыми и в то же время самыми тяжелыми в жизни Рейчел. Счастье приносили вечера с Джонни. После закрытия магазина она незаметно проскальзывала в его квартиру, и они были вместе до одиннадцати — половины двенадцатого. Выгуливали собаку, танцевали в гостиной под старые пластинки, которые Джонни собирал еще подростком и недавно вывез из отцовского дома, убирали квартиру, готовили, занимались любовью. И все время говорили. Обо всем на свете. Рейчел вновь открыла для себя тонкий, чувствительный, пытливый ум, привлекший ее в Джонни, когда тот был еще мальчиком. Теперь это мужчина, которого она к тому же глубоко и страстно любила, расценивая это чувство как дар Божий. Иметь возможность одинаково живо обсуждать такие несопоставимые сюжеты, как жизнь после смерти и секреты приготовления соуса для спагетти, с мужчиной, который цитировал наизусть Генри Лонгфелло и в то же время сводил ее с ума в постели, — разве могла она ждать от жизни большего?

Но радость омрачало убийство Гленды Уоткинс, взбудоражившее весь Тейлорвилл. Самым ужасным было то, что большинство горожан твердо верили в виновность Джонни Харриса. Всеобщая страсть к слухам и сплетням приобрела уродливые очертания. По городу ходили небылицы о существовании секты сатанистов (разумеется, Джонни был назван ее предводителем), наряду с этим Харриса изображали и как маньяка-убийцу. Самые нелепые выдумки были, конечно, достойны осмеяния, если бы только они не касались человека, которого Рейчел любила.

Даже ее собственная мать, несмотря на страстные заверения Рейчел в невиновности Джонни, открыто называла его психопатом.

Лишь Бекки выказывала хотя бы малейшую симпатию к влюбленной сестре и то потому, что сама пребывала в растрепанных чувствах. Майкл уехал обратно в Луисвилл, так и не получив подписи Бекки на бумагах, которые позволили бы ему продать дом, но грозил вернуться на будущей неделе. Удрученная, Бекки на время забыла свою печаль и углубилась в проблемы сестры. Рейчел, в свою очередь, внимательно выслушивала откровения Бекки, когда той необходимо было излить душу. Преданные друг другу в детстве, но потом слегка отдалившиеся в силу жизненных обстоятельств, они вновь обрели утраченную близость. Рейчел прониклась сознанием того, как хорошо иметь в сестре подругу и союзницу, да И Бекки, казалось, испытывала те же чувства.

Похороны Гленды были назначены на утро субботы. Ровно неделя прошла после ее смерти.

Потребовалось время для проведения дополнительной экспертизы. В четверг из криминальной лаборатории штата поступило окончательное подтверждение того, что убийцей Гленды и Мэрибет Эдвардс был один и тот же человек. В глазах закона Джонни, похоже, представал невиновным. Но людская молва упорно приписывала ему славу убийцы, и город гудел, протестуя против того, что преступник разгуливает на свободе.

Сержант Уитли не рекомендовал Джонни появляться на похоронах, и сам Джонни обещал Рейчел последовать совету полицейского, но все-таки явился на панихиду. Рейчел чуть не упала со стула, увидев его в дверях ритуального зала, того самого, где отпевали Вилли Харриса. На похороны Гленды пришло много народу, хотя в большинстве своем это были любопытствующие зеваки, для которых смерть женщины стала поводом для новых сплетен и интриг. Присутствовали даже репортер и фотокорреспондент из «Тейлорвилл таймс». Однако когда фотограф начал щелкать аппаратом, к нему подскочил Сэм Мансон и попросил прекратить съемку. Последовало долгое препирательство, итогом которого стало выдворение журналистов из зала.

Все сразу поутихли. Внесли свежие цветы. Из динамиков полилась траурная музыка. Взоры присутствовавших устремились к закрытому гробу, кто-то вдруг громко поинтересовался, насколько обезображен труп. Атмосфера в зале, казалось, была пропитана нездоровым интересом к подробностям убийства. Собравшиеся на похороны были едины в выборе подозреваемого. Имя Джонни Харриса носилось в воздухе, хотя произносить его решались лишь шепотом.

Гроб окружали корзины с хризантемами, лилиями, гвоздиками. Роз не было. Если их и прислали, предусмотрительный Сэм Мансон наверняка распорядился припрятать их.

К тому времени как появился священник, обстановка в зале более соответствовала зловещему цирковому представлению, нежели религиозному ритуалу.

Сидевшая между Кей Нельсон и Бекки Рейчел наблюдала, как продвигается по проходу через зал проповедник. Вдруг она обратила внимание, что шум усиливается и шепот перерастает в безобразный гомон. Оглядевшись по сторонам — может, явились родственники, — она увидела Джонни. В неизменных потертых джинсах и майке, он стоял, подпирая плечом стену, у самого выхода. Судя по всему, оживление в зале было вызвано именно его появлением.

Рейчел побледнела, но не успела она подняться, чтобы подойти к нему, как новая волна злобного шепота прокатилась по рядам. Четверо детей Уоткинсов в сопровождении мужчины лет сорока с изможденным лицом, как предположила Рейчел, их отца, а также молодой женщины («сучки», о которой упоминал Джереми?) и пожилой четы прошли через весь зал и заняли места в первом ряду. Тотчас священник поднялся на подиум и открыл церемонию.