Инстинктивно она схватила Алона за пояс, а жеребец стремительно понесся вперед.

— Нет! — закричал Алон, пытаясь восстановить контроль. Ноги посвященного сжали бока коня. Алон пытался задрать голову жеребца, он наклонился вперед, держа узду, стараясь вырвать удила изо рта кеплианца…

… и это ему удалось слишком хорошо. Монсо задрал голову. Тяжелый загривок жеребца с ощетинившейся гривой ударил всадника по лицу. Посвященный осел. Он упал бы, если бы его не держала Эйдрис.

Даже легкий прыжок теперь сбросил бы всадников, но Монсо, по-видимому, оставил усилия избавиться от пассажиров. Шаг его начал удлиняться. Жеребец перешел на быстрый галоп.

Эйдрис обеими руками ухватилась за луку седла и перевалилась, сев на седло сразу за Алоном. Она выхватила из рук юноши поводья и, глядя через его плечо, начала рвать рот жеребца.

Монсо не обращал внимания на ее усилия. Он бежал длинными прыжками, какие использовал при максимальной скорости.

— Монсо! — закричала Эйдрис навстречу ветру. Глаза ее слезились, окружающее сливалось. — Спокойней, парень! Стой! — Одно черное ухо повернулось, ловя ее слова, но никакой другой реакции не было.

Теперь они двигались на восток, в направлении Кар Гарудина, скакали по мягкой дороге со скоростью лесного пожара. Алон опасно раскачивался в седле, сказительница изо всех сил удерживала его от падения. При такой скорости падение будет смертельным.

Зажатая в седле, сама Эйдрис не боялась, что упадет, потому что Монсо бежал ровно и прямо, его движения были такими плавными, что всадница легко их предугадывала. А вот что касается контроля над кеплианцем… жеребец ее совершенно не слушался. Как будто на голове у него не узда, а недоуздок, так мало внимания он обращал на удила или попытки девушки остановить его.

У Эйдрис от страха кружилась голова. Монсо бежал так быстро, что само время, казалось, сливается в пятно. Бежит ли кеплианец минуты? Или часы? Она не могла сказать.

Собрав все силы, она попыталась запеть, как сделала в тот день, на лошадиной ярмарке. Но слова ее относил ветер. Она мрачно тянула за узду, надеясь направить жеребца по кругу, но усилия ее снова оказались тщетными.

Рядом с ней зашевелился Алон, потом застонал, к нему возвращалось сознание.

— Держись! — крикнула ему на ухо Эйдрис. — Не двигайся, или мы оба упадем!

Она знала, что он ее услышал, потому что мгновение спустя он положил руки на узду поверх ее рук. Вместе они пытались остановить Монсо — и опять бесполезно.

Впереди что-то показалось… слева, в стороне от дороги. Странная фигура, похожая на гигантский гриб с серой ножкой и зеленой шляпкой, поставленный на вершине холма. Мимо всадников промелькнула черная тень, Эйдрис услышала резкий крик сокола. Монсо неожиданно свернул с дороги, еще больше увеличил скорость и поскакал на вершину.

Эйдрис закрыла глаза и молча взмолилась Гунноре, чтобы скачущий кеплианец не наткнулся на нору грызуна или логово горностая — или на остатки изгороди — на такой безумной скорости.

Крутизна склона не замедлила жеребца. Монсо двигался так быстро, что Эйдрис чувствовала себя словно верхом на Стальном Когте. Она летит, а не скачет по земле.

Когда они поднялись на вершину, Эйдрис замигала: неожиданно она отчетливо увидела гигантский гриб. Это оказалась круглая роща из больших деревьев со светло-серыми стволами. Перистые зеленые листья росли только на самом верху стволов. Монсо двинулся по периметру рощи, и скорость его бега стала меньше.

Деревья располагались по кругу так симметрично, что становилось ясно: их кто-то посадил, это не природное образование. Слуха сказительницы достиг громкий резкий звук, и она поняла, что это ржет Монсо. Дыхание жеребца вырывалось со скрежетом железного напильника. Белая пена покрывала его шею.

— Ты можешь теперь остановить его? — крикнула девушка на ухо Алону.

— Пытаюсь, — мрачно ответил он.

Но кеплианец продолжал скакать вокруг стены из стволов, представлявших естественную преграду, настолько близко друг к другу они росли. Всадники находились на восточной стороне холма и двигались по кругу.

Эйдрис посмотрела на густую зеленую траву под ногами.

— Может, спрыгнуть?

— Прыгай, — приказал Алон, натягивая узду, так что взбугрились мышцы на плечах. — Но я останусь с…

Он замолчал, потому что мимо них с пронзительным криком снова пролетел Стальной Коготь. Монсо немедленно затормозил и остановился. Всадников бросило вперед, они столкнулись.

Алон начал бранить жеребца, затем в гневе ударил его концом узды. Эйдрис поразила свирепость его голоса, резкий звук ударов о вспотевшую черную кожу.

Снова крикнул Стальной Коготь.

Кеплианец сделал большой прыжок вперед и встал на дыбы, как одержимый конь-демон. Эйдрис упрямо держалась, выдержала один прыжок, два, три, потом почувствовала, что соскальзывает. Монсо задирал ноги и извивался в воздухе, как змея, бьющаяся со сломанной спиной.

Эйдрис бросило в воздух. Она почувствовала ветер от собственного полета. Следуя инстинкту, выработанному за годы странствований с кайогами, она свернулась в клубок, пригнула голову, чтобы защитить ее. Монсо ревел от ярости, и девушка только надеялась, что он не ударит ее копытами во время одного из своих безумных прыжков.

Ударившись о землю, Эйдрис покатилась, давая возможность мягкой траве поглотить энергию удара. И все равно ахнула: как будто гигантская рука сжала ее грудь и спину.

Ошеломленно она подняла голову и увидела Алона, который упрямо держался за седло. Но было ясно, что посвященный проигрывает битву. Из его ноздрей текла кровь; он забыл о гордости и одной рукой держался за луку седла, а другой все же старался задрать голову Монсо и остановить коня.

Эйдрис лежала, пытаясь вдохнуть; и вдруг почувствовала, что ее левой руке странно тепло. Боясь худшего, она повернула голову. Но пальцы слушались приказов, не было ни кровотечения, ни переломов. Сказительница заметила, что прыжок Монсо отбросил ее в единственный разрыв в стене необыкновенных деревьев. В этом проходе лежала ее левая рука, и от нее исходило странное ощущение.

Тепло… комфорт… исцеление… свет. Все это и еще гораздо больше. Много больше. Свет проникал в нее, распространялся, заполняя ее ощущением мира, прогоняя гнев, неправильность, которая так пугала ее последние дни, когда она чувствовала, что постепенно покоряется ей. Ощущение, что она выздоравливает от опасной болезни души, было таким сильным, что девушка, пораженная, смотрела на свою руку, забыв об Алоне, забыв о сражении между конем и его хозяином, которое разворачивалось за ней.

Она осторожно приподнялась на руках. Голова по-прежнему кружилась от падения, в ушах стоял гул, но стремление отогнать Тьму заставило ее ползти вперед. Эйдрис ползла медленно и не останавливалась, пока все ее тело не оказалось в проходе в это странное место.