— Ну, знаете, все достоинства «Премьер-крю» при разумной цене.

Лэш положил карту.

— Я думал, вы не разбираетесь в винах.

Диана снова отпила воды.

— Что ж, я действительно не знаю столько, сколько следовало бы.

— То есть?

— В прошлом году я ездила на полуторамесячную экскурсию по Франции. Мы провели целую неделю в краю вин.

Лэш присвистнул.

— Вот только мне стыдно признаться, что осталось у меня в памяти, а что нет. Например, я помню, что Шато-Бейшевель — самый красивый из замков. Но спросите меня о лучших годах урожая, и я ничего не смогу сказать.

— Пожалуй, вам стоит провести за этим столом официальную дегустацию.

— Ничего не имею против, — снова рассмеялась Диана.

Обычно Лэш не любил людей, которые смеялись часто. Нередко это служило заменой знаков препинания или чего-то, что можно было лучше выразить словами. Впрочем, смех Дианы оказался заразителен, и Лэш поймал себя на том, что тоже улыбается, когда слышит его.

Когда вернулся сомелье с бутылкой, Лэш перепоручил его Диане. Бросив взгляд на этикетку, она с притворной серьезностью повертела бокал в руке и поднесла его ко рту. Пришел официант и перечислил длинный список вечерних фирменных блюд. Сомелье разлил вино и удалился. Диана подняла свой бокал и посмотрела на Лэша.

— За что выпьем? — спросил он.

«Наверняка она скажет: „За нас“, — подумал он. — Обычно всегда так говорят».

— Может, за трансвеститов? — как ни в чем не бывало ответила Диана.

Лэш едва не выронил бокал.

— А?

— Хотите сказать, что не заглядывали туда?

— Куда?

— В фонтан. Ну, знаете, та античная скульптура перед зданием «Эдема», в окружении птиц и ангелов? Когда я в первый раз увидела ее, она показалась мне самым странным созданием на свете. Я не смогла бы определить, мужчина это или женщина.

Лэш молча покачал головой.

— Что ж, хорошо, что хоть один из нас посмотрел. Это Тирезий.

— Кто?

— Персонаж из греческой мифологии. Видите ли, Тирезий был мужчиной, который стал женщиной. А потом снова мужчиной.

— Что? Почему?

— Почему? Не спрашивайте. Это было в Фивах. Тогда всякое бывало. В общем, Зевс и Гера спорили, кто получает больше радости от секса — мужчины или женщины. Поскольку Тирезий был единственным, кто познал и то и другое, его позвали, чтобы он рассудил их.

— Продолжайте.

— Гере не понравилось то, что он сказал. Она ослепила его.

— Вполне типично.

— Зевсу стало совестно, и он наделил его даром ясновидения.

— Весьма мило с его стороны. Но вы кое-что пропустили.

— Что?

— Что именно сказал Тирезий такого, что так прогневало Геру.

— Он сказал, что женщины получают больше радости от секса, чем мужчины.

— В самом деле?

— В самом деле. В девять раз больше.

«Вернемся к этому позже», — подумал Лэш, поднимая бокал.

— Почему бы нам не выпить за гермафродитов?

Диана немного подумала.

— Вы правы. Значит, за гермафродитов.

Они чокнулись. Лэш глотнул вина и счел его превосходным. Он решил: хорошо, что Диана не выглядит как Клодетт Кольбер. Подобное внушало ему страх.

— Где вы набрались таких знаний? — спросил он.

— Собственно, я всегда об этом знала.

— Дайте догадаюсь. Вычитали «Мифологию» Балфинча во время экскурсии по Франции.

— Неплохая попытка, но мимо. Можно сказать, что это часть моей работы.

— Вот как? А кем вы работаете?

— Преподаю английскую литературу в Колумбийском университете.

Лэш кивнул. Это произвело на него впечатление.

— Прекрасное учебное заведение.

— Я обычный преподаватель, но с видами на повышение.

— Какая ваша специальность?

— Пожалуй, романтизм. Лирическая поэзия.

Лэш ощутил странную дрожь, словно что-то внутри его внезапно нашло свое место. В колледже он любил романтическую поэзию, но психология и требования учебы отодвинули эти интересы на задний план.

— Очень интересно. Так уж вышло, что в последнее время я читал Басё. Конечно, это не романтик в точном смысле этого слова.

— Ну, по-своему — более чем. Величайший поэт японских хайку.

— Об этом я не знал. Но его стихи запомнились мне.

— С хайку всегда так. Они затягивают — сначала кажутся такими простыми, а потом атакуют тебя со всех сторон.

Лэш вспомнил Льюиса Торпа. Он сделал еще глоток вина и процитировал:

О, благодать!

Сквозь нежную зелень, первую зелень —

Солнечный свет.[20]

При этих словах улыбка на ее губах погасла, лицо приобрело сосредоточенное выражение.

— Еще раз, — тихо попросила она.

Лэш повторил. Когда он закончил, за столиком наступила тишина. Но это вовсе не было неловкое молчание — они просто сидели, наслаждаясь мгновением раздумий. Лэш смотрел на соседние столики, на глубокие закатные цвета в парке за окнами. Он даже не заметил, как забыл о волнении, которое ощущал, входя в ресторан.

— Прекрасно, — сказала наконец Диана. — У меня бывали такие моменты. — Она на мгновение замолчала. — Оно напоминает мне другое хайку, которое написал Кобаяси Исса[21]почти на сто лет позже.

Теперь уже она процитировала:

Цикады на ветке,

плывущей вниз по реке,

до сих пор поют.

Снова появился официант.

— Вы уже решили, что будете заказывать?

— Мы даже еще не успели открыть меню, — ответил Лэш.

— Хорошо. — Официант поклонился и отошел.

Лэш повернулся к Диане.

— Все дело в том, что хотя они и прекрасны, я совершенно не понимаю их.

— Совсем?

— Разве что очень поверхностно. Тем временем они словно загадки, в них есть некий более глубокий смысл, который ускользает от меня.

— Именно в этом и состоит проблема. Я до сих пор слышу подобное от студентов.

— Просветите меня.

— Вы воспринимаете их как эпиграммы. Хайку не загадки, которые нужно разгадать. На мой взгляд, как раз наоборот. Они на многое намекают, многое оставляют воображению, больше подразумевают, чем говорят. Не ищите ответа. Вместо этого думайте о том, как открыть дверь.