А вы бы видели кровать, на которой спал Гагарин и все первые космонавты! Это обычная железная армейская кровать (26).

Под обе кровати — они на панцирных сетках спали — были положены датчики, которые регистрировали количество поворотов во сне (27).

Юрий Гагарин:

Мы перекинулись двумя-тремя шутками. Вошел Евгений Анатольевич .

— Мальчики, может быть, вам помочь спать? — спросил он, опуская руки в карманы белоснежного халата.

В один голос мы отказались от снотворного. Да у него, наверное, и не было с собой таблеток: он был уверен, что мы откажемся их глотать. Хороший врач, он знал потребности своих пациентов. Ходили слухи, что, когда летчик, у которого болела голова, просил у него пирамидон, он давал порошок соды, пациент выпивал ее, и головную боль снимало как рукой (28).

Вспомнилась мама, как она в детстве целовала меня на сон грядущий в спину между лопаток (28).

Ядкар Акбулатов, летчик, учивший летать Гагарина в Оренбургском училище:

У него было много таких качеств, как нежность излишняя, не свойственная мужчинам. Женского много в характере. Конечно, бывают отклонения у каждого. Летчик должен летать, быть твердым и последовательным в своих действиях (29).

Юрий Гагарин:

Всё могло случиться. Достаточно было соринке попасть в глаз первому кандидату для полета в космос, или температуре у него повыситься на полградуса, или пульсу увеличиться на пять ударов — и его надо было заменить другим подготовленным человеком (28).

«Однажды Гагарин пришел на один из запусков, — продолжает Миров. — А погода была плохая. Видно было, что Гагарин засорил глаз, постоянно тер его. Давай мы подбивать Меликова из санчасти: что ж ты ходишь на боевые дежурства, а если надо, помощь оказать боишься?» Он наконец решился, подошел к Гагарину. А тот ему отвечает: «Глаз не п… — и дальше матом — переморгает». Простым он был парнем. Если бы думал о вечности, подобрал бы более приличное слово (30).

Ранним утром 12 апреля 1961 года Александр Серяпин вместе с одним из руководителей полета находился на верхней площадке, рядом с кабиной корабля-носителя «Восток». Он вспоминает: «Мы там размещали питание, как раз перед посадкой космонавта. Всё осмотрели. Вместе с нами на этой же высоте стоял солдат с автоматом. Вдруг телефонный звонок. Солдат взял трубку, потом говорит: „Кто из вас доктор? Вас к телефону!“ Я беру трубку — Сергей Павлович: „Серяпин! Где космонавты? Почему они задерживаются? Что, я должен дозаправку делать? Топливо испаряется! Они уже опаздывают!“» (31).

Александр Серяпин:

Мы с Олегом онемели от неожиданности:

— Как это «где»? Мы уверены, что они сейчас с вами! Больше им быть негде! Не в Америке же они, в самом деле!..

— У меня их тоже нет! Немедленно найти их и доставить на старт!..

Легко сказать «найти», «доставить»! А если их выкрала американская разведка и они уже вылетели за пределы Союза? Что тогда?..

Деваться некуда: я сваливаюсь вниз, вскакиваю в машину Королева и на бешеной скорости гоню к домику, в котором космонавты этой ночью отдыхали. И застаю их на выходе, в полном облачении. Оказывается, запуск едва не сорвал Герман Титов, наотрез отказавшийся надевать скафандр космонавта:

— Не понимаю, зачем он сейчас мне, если решено, что летит Юра?! (32).

Лицо задумчивое, тревожное, небритое.

— Летчики, уходя на полет, не бреются. Такова примета, — объясняют летчики (33).

Все ракетчики немного суеверны, иногда даже больше, чем немного. Уже впоследствии, будучи начальником группы заправки космических кораблей сжатыми газами и компонентами топлива, я просто был обязан после заправки корабля или межпланетного аппарата плюнуть три раза под задние колеса тепловоза, увозящего из заправочного зала специальную платформу с заправленным кораблем. Тогда все мы точно знали, что все будет в порядке. И машинист не трогался с места без моей команды и этих действий (4).

Космонавт Владислав Волков рассказывал, что есть в отряде традиция: когда космонавты едут на старт, автобус останавливается за полкилометра до ракеты и ребята тайком от врачей закуривают. Начальство сначала пыталось возражать, но потом смирилось, ибо впервые на этом месте 12 апреля 1961 года остановился старший лейтенант Гагарин, чтобы через несколько минут занять место в космическом корабле (23).

Не раз уже отмечалось, что авиаторы — люди суеверные. Очевидно, вместе с другими замечательными традициями, это, безусловно негативное, «родимое пятно» перешло из авиации в ракетную технику. Королев верил в «счастливое» пальто, в кармане носил две копеечные монеты тоже «на счастье». Дань суевериям отдавал и другой малопочтенный ритуал, неукоснительно соблюдавшийся во времена Королева перед каждым космическим пуском. Для успеха дела техническому руководству, перед уходом со стартовой позиции, надлежало непременно пописать с козырька в газоотводный канал. И это было выполнено по 15-минутной готовности (7).

Один только Гагарин должен был полететь, но Титов также находился в автобусе.

Почему?

Никакие предосторожности и самое строгое соблюдение техники безопасности не могли исключить вероятность того, что произойдет какая-нибудь нелепая случайность. Космонавт мог впасть в депрессию; он мог схватить простуду ровно перед запуском; он мог бы подвернуть лодыжку по дороге к ракете; или ему в глаз могла попасть песчинка — всё это препятствия не смертельные, но времени на то, чтобы устранять их, не было — поэтому пришлось бы дисквалифицировать его и заменить другим (34).

Но не все знают и сейчас, что был и третий запасной, Григорий Нелюбов, подстраховались основательно. Есть кадры хроники, когда эта тройка едет в автобусе на старт, но Нелюбов в скафандр не одет, нет надобности пока. В автобусе Нелюбов вкладывает в рот Гагарину конфету — леденец (4).

К Гагарину подошел приятель, сунул ему в рот карамельку и пояснил: «При взлете и посадке стюардессы разносят леденцы». Гагарин благодарно кивнул белым гермошлемом и принялся сосать конфетку (1).

В космос Юрий Алексеевич отправился натощак (94).

Керим Керимов, член комиссии по запуску «Востока»:

Наконец бывает замечен автобус, выходит из автобуса Юрий Гагарин в сопровождении медицинских работников и следует к нам. Подходит строевым шагом, как разрешает ему скафандр, и докладывает о готовности к историческому полету: «Товарищ председатель Государственной комиссии…» Руднев и Королев обнимают и целуют Юру, тогда уже еще запрета касаться к астронавту перед полетом не было (35).

Приносят белый гермошлем с яркой красной надписью — СССР. Подключают переносной блок: он вентилирует скафандр. Гагарину вручают особое удостоверение личности… (36).