Он смотрит на меня чуть недоуменно, пытаясь на ходу натянуть маску вежливого сочувствия. Думает, наверное, что я собираюсь, воспользовавшись случаем, выпросить пенсию для своего старенького дедушки-фермера. Идиотка, ну шевели же языком, ну!..

В распахнутую дверь ворвался столб воздуха и солнца, а вместе с ним — долговязый бородач, муж Кэти, и — господи! — Грег, весь исчерченный зеленкой, словно вождь сиу, и с белоснежной на фоне очень сомнительной чистоты одежды повязкой на плече. Рукой он двигал, слава богу, свободно. Грег! Броситься, что ли, ему на шею, подтверждая хотя бы часть неудавшейся легенды. Или предоставить эту честь ему, основания к тому есть, я все-таки его спасла… В который раз.

Но Грег словно и не видел меня. На ходу кивнув Кэти, он целеустремленно подошел к маленькому человеку у окна и протянул ему руку:

— Меня зовут Грегори. Здравствуйте, господин Президент. Стивен мне рассказал, что вы здесь. У меня есть для вас очень важная информация.

И Грег заговорил.

Да, его язык, в отличие от моего, не заплетался, его губы не лепетали бессвязную несуразицу. Его голос звучал размеренно и четко, достаточно бесстрастно, достаточно эмоционально, достаточно убедительно. Грег начал с конкретики, которая одна и должна была сейчас интересовать поставившего на себе крест Президента. Фредди Хэнке, его последний дебош, его смерть. Беспорядочные действия группы захвата на территории Президентского дворца. А потом — лично я не сумела уловить границы, перехода на другую, резко отличающуюся тему, — нет, Грег развивал все ту же мысль, ее нельзя было не дослушать… но уже прозвучала фамилия профессора Странтона.

Собственно, Грег уже не в первый раз пересказывал эту историю — сначала Ольге, затем — в разных хронологических рамках — мне… Теперь ему оставалось только упорядочить события и факты, свести их в один сжатый, деловой рассказ, предназначенный для человека, привыкшего ценить время. Профессор Странтон, его поздняя любовь и его машина, совмещенные пространственные измерения, сакраментальные пункты А и Б… В этом месте Президент кивнул, словно услышал что-то знакомое.

Лестничная площадка. Разные люди, разные чувства и желания. Грег походя упомянул и Ольгу, и Эда, и Криса, и себя самого. Моего имени он не назвал. Ни разу. И все равно я чувствовала на себе их взгляды: Президента, Кэти, Стивена… И все они опустили глаза, когда Грег негромко говорил о самоубийстве профессора…

И вот это короткое повествование замкнулось кольцом — снова на фигуре Хэнкса, так кстати подвернувшегося под руку третьим силам. Я заметила, что Кэти, привстав на цыпочки, что-то шепчет на ухо своему длинному худому мужу, а тот растерянно переводит с Грега на Президента и обратно — наивные дон-кихотовские глаза. Было похоже, что Стивен впервые слышит о событиях, которые за последние два дня успели обсудить и в обывательской квартире Марты, и в полицейском участке тропического курорта Санта-Моника-Бич, и в патриархальном сельском доме бабушки Криса, и на улицах большого города… И все-таки именно сюда, к этим людям шагнул через лестничную площадку низложенный Президент… движимый какими чувствами?

А имею ли я право дознаваться об этом? И зачем мне, в сущности, это знать?

Грег закончил. Пауза была совсем недлинной, но все равно пугающе тихой и пустой.

— Мне нравится, как вы излагаете информацию, молодой человек, — внезапно нарушил тишину Президент. — Я хотел бы видеть вас своим пресс-секретарем. У вас есть опыт подобной работы?

Грег даже вздрогнул — настолько это было не то.

— Пожалуй, нет. Я работал офис-менеджером… на одной фирме.

— Языки знаете?

— Французский… — Грег громко проглотил слюну. Прежней плавности и уверенности в его речи как не бывало. — Испанский… начал учить.

Президент вынул из нагрудного кармана блокнот и складную ручку.

— Вот мой номер мобильного телефона, — он протянул Грегу отрывной листок. — Позвоните мне… когда утрясется… Нет, лучше даже раньше.

И он улыбнулся — совсем не та улыбка, которая сверкала с многочисленных плакатов, которая привычно вспыхивала под взглядами фотоаппаратов, телекамер и миллионов «сограждан». Усталая, горьковатая, ироничная, человеческая.

— В ближайшее время мне не помешает хороший пресс-секретарь.

И вдруг Президент резко, с какой-то неожиданно сокрушительной энергией обернулся к Стивену и Кэти.

— Где в ваших краях ближайший телефон? Есть вообще такое? Вы ж даже сотовой связью не покрыты, я проверял, — а нужно вызвать вертолет, срочно!

Кэти заторопилась, неуловимо улыбнувшись одними глазами.

— Это только из поселка, Чарли. Идем, я обычно доезжаю за пятнадцать минут, если дорога хорошая, а сейчас сухо… Стив, ты, надеюсь, еще не открутил то колесо?! Он хотел там что-то ремонтировать, но, я думаю…

— Колесо на месте, — медленно сказал Стивен. Президент подошел к нему поближе, протянул для пожатия руку. Его маленькая ладонь целиком утонула в длинных узловатых пальцах. Стивен склонил набок лохматую голову — так, чтобы глаза встретились в упор.

— Зачем тебе это, Чарли? — выговорил он совсем тихо. — Ты поспеешь на собственные похороны. Это совсем невесело… я-то знаю.

Маленький Президент вскинул подбородок и усмехнулся.

— Я уж постараюсь, чтобы невесело было не только мне.

В полуоткрытую дверь заглянула Кэти. Поверх синего костюма на ее плечи была наброшена серая куртка, волосы повязаны пятнистой косынкой. Со двора уже громко тарахтел автомобильный адотор.

— Чарли!

— Сейчас, — бросил Президент. И повернулся ко мне.

Так странно — он смотрел на меня снизу вверх. И не только потому, что был сантиметров на десять меньше ростом. Он смотрел на меня… да, с каким-то непонятным восхищением, уважением, даже преклонением. Как на античную статую. Нет, как если бы я была той настоящей живой женщиной, с которой две с половиной тысячи лет назад лепили эту статую…

— Если я правильно понял, — тихо, для меня одной произнес он, — это были вы, мисс.

И я кивнула — коротко, чуть-чуть, для него одного.

— Значит, она принадлежит вам.

Он уже ушел, и захлопнулась дверь, и во дворе взвизгнули на развороте тормоза, и угас вдали шум мотора, — а я все еще стояла совершенно неподвижно, не в силах отвести глаз от того, что лежало на моей раскрытой ладони, не замечая, как оно тяжелеет с каждой секундой, как постепенно немеет рука…

Она почти успокоилась, только слегка колебалась, та стрелка у основания шкалы. И ярким маячком светилась красная лампочка. И ведьмовским огоньком в дремучем лесу мерцала зеленая…

А я-то надеялась, что его не будет дома.

Разумно, предусмотрительно выбрала время — между пятью и шестью вечера, он просто обязан был заниматься в спортзале. Так нет же!