Катя тогда чуть было не наделала глупостей, даже вытащила «ствол» из тайника, но Обнорский взял инициативу в свои руки и сумел переломить ситуацию, разыграв перед сотрудниками милиции (по счастью, руководил группой, отрабатывавшей дом номер 2 по Московскому Виктор Савельев, который Серегина знал) постельную сцену. А потом, когда все кончилось, постельная сцена состоялась на самом деле… Андрей и Катерина знали друг друга к тому времени лично всего несколько часов, но они были такими насыщенными, такими напряженными и нервными, что их буквально швырнуло друг к другу… И потом — у них обоих была одна и та же цель: и Обнорский, и Званцева хотели отомстить за близких им людей, уничтоженных Антибиотиком или его подручными… Достичь этой цели поодиночке Андрей и Катя не смогли — стало быть, логика подсказывала попробовать сделать это вместе… И уже тогда, 13 ноября, Обнорский начал объяснять Катерине, что попытки прямого физического устранения Виктора Палыча почти стопроцентно обречены на провал — слишком уж хорошей охраной обладал Антибиотик…

Уже тогда в голове Серегина забрезжили первые смутные идеи (точнее, это были даже не идеи, а какие-то неясные образы, трудноуловимые ассоциативные всплески) — как можно попробовать перехитрить Виктора Палыча, обыграть его, «развести».

Но Андрей и Катя были настолько опустошены и измучены, что, конечно, они не могли сразу даже приступить к серьезному разговору — Званцева и Обнорский заснули, тесно прижавшись друг к другу на старенькой тахте, и проспали почти сутки…

А на следующий день Андрей столкнулся с новой проблемой — с Катериной творилось что-то очень странное: она словно была не в себе — вяло реагировала на вопросы, молча плакала, не хотела вставать и все время норовила свернуться калачиком на тахте. Казалось, будто она выплеснула из себя всю свою жизненную энергию и медленно угасала — Катя не хотела есть, не хотела пить, она не хотела ничего.

С большим трудом Серегин уговорил ее встать, одеться и уйти из квартиры на Московском проспекте. Но как только Андрей привел Званцеву в снимаемый ею номер «Гранд-отеля» — молодая женщина снова легла на кровать, глядя в стену неподвижным, пугающим Серегина взглядом… Обнорский проклял все на свете и, боясь оставить Катерину одну хотя бы на минуту, начал дозваниваться своему другу — замечательному врачу и просто хорошему человеку Борьке Алехину, с которым когда-то учился в одном классе. Боря был настоящим фанатиком своей профессии — она давалась ему нелегко, в Военно-медицинскую академию он сумел поступить лишь со второй попытки, но — именно такие люди, как Алехин, по убеждению Обнорского, и должны были получать медицинские дипломы. У Борьки не было блата, поэтому после окончания Академии его законопатили на Дальний Восток обычным полковым врачом, но Алехин не сложил руки, не спился, он сумел стать сначала хирургом в окружном госпитале, а потом вернулся в Питер учиться уже в адъюнктуре, поменяв специализацию — как ни странно, Борька всегда хотел стать гинекологом…

Обнорский, в принципе, боялся врачей, но Борьке он бы со спокойной душой доверил любую свою болячку — для Андрея Алехин был непререкаемым авторитетом в любой области, касавшейся медицины… А самое главное, Серегин знал, что Борька — настоящий друг, который сразу придет на помощь, бросив все свои дела.

Алехин приехал через час после того, как Андрей ему дозвонился. Обнорский встретил Борьку у входа в гостиницу и сразу потащил его в номер к Кате. Боря никогда раньше не бывал в пятизвездочных отелях, поэтому сначала чувствовал себя довольно скованно и неуютно — косился на охрану и дорогие интерьеры, разговаривал шепотом и даже шел чуть ли не на цыпочках. Серегин коротко, не вдаваясь в детали, изложил Алехину суть проблемы — Боря внимательно выслушал, а когда подошел к постели Катерины и взял ее за вялую, почти безжизненную руку — Андрей даже поразился мгновенной перемене, происшедшей с врачом: у кровати стоял спокойный, уверенный в себе профессионал, излучавший просто какой-то поток доброй целительной энергии на женщину.

— Ну, здравствуйте. Катя, меня зовут Борисом Алексеевичем, я врач и друг Андрея. Давайте-ка мы с вами немного побеседуем, ладно? Андрей мне что-то там наговорил, но я-то думаю, что мы с вами вдвоем разберемся лучше, правда?

Самым удивительным было то, что Катя, от которой за последние полтора часа Обнорский не смог добиться ни слова, начала отвечать что-то Боре еле слышным шепотом… Алехин наклонился к ней, пошептался, погладил по волосам, а потом попросил Обнорского:

— Старик, ты выйди, походи где-нибудь часок — в баре посиди, что ли… Нам тут с Катенькой надо поговорить и поделать кое-что, ты нам мешаешь…

Серегин молча вышел и направился в бар — в тот самый, в котором он сидел всего сутки с небольшим назад, еще не будучи полностью уверенным в том, что Рахиль Даллет — это Екатерина Званцева… Как странно спрессовывается порой время — за один день может случиться порой столько событий, сколько хватило бы и на месяц…

Андрей выждал на всякий случай не час, а полтора, выкурив за это время шесть сигарет, а потом поднялся на третий этаж и осторожно постучал в триста двадцать пятый номер.

Открывший ему дверь Борька выглядел достаточно озабоченным — на вопросительный взгляд Обнорского врач сразу приложил указательный палец к губам и сказал шепотом:

— Тише… Она спит…

Андрей нетерпеливо кивнул и таким же шепотом спросил:

— Ну, что с ней? Ну, не тяни!

Алехин надел свой плащ, подхватил портфель и пальцем показал на дверь:

— Проводи меня, пожалуйста.

Когда они вышли в коридор, Серегин не выдержал — схватил Борьку за рукав:

— Ну не тяни же ты, Боткин… Что с ней?

Алехин вздохнул и поправил на переносице очки, придававшие ему сходство с Пьером Безуховым:

— Как тебе объяснить попроще… Во-первых, о диагнозе в данном случае можно говорить только условно — сам понимаешь, у меня маловато информации, не проведены обследования, нет анализов… Во-вторых, конечно, хотелось бы понаблюдать ее подольше… Но, что уже сейчас можно сказать — у нее, грубо говоря, сильнейшая физическая перегрузка и нервное истощение, развившееся на фоне недавних достаточно серьезных гинекологических проблем… Я не знаю, рассказывала ли Катя тебе об этом, но… Короче говоря, всего около двух месяцев назад она потеряла ребенка — ей прервали беременность. Как ты, наверное, догадываешься, одно это для любой нормальной женщины — глубокий шок, сильная психологическая травма… А тут еще, как я понял, новые стрессовые фоны возникли… В общем, что я могу сказать — нормальным людям я бы посоветовал в такой ситуации стационар…

Андрей досадливо закусил губу:

— А без стационара — никак? Можно без него обойтись?

Борька пожал плечами: — Обойтись можно без чего угодно, другое дело — трудно тогда гарантировать какой-то положительный результат…

Обнорский кивнул, посмотрел Алехину в глаза и счел нужным кое-что объяснить:

— Боря, я же не спорю с тобой… Просто у нее — ситуация такая… Как бы это полегче сказать — жопная… Оставаться в Питере ей нельзя… Здесь есть люди, после встречи с которыми врачи ей совсем уже не помогут — никакие… Кроме, может быть, патологоанатомов… Так что — давай пока о походно-полевой терапии поговорим…