Я тихонько просочился мимо — в заветное помещение. Хорошо здесь. Тепло, уютно, благовониями пахнет, лампадка под иконами теплится… Опаньки! А кто это тут в постельке — рядом с моей подружкой? Неужели — я?

Увы! Совсем другой мужчина. Ах, Филиси! Ах, господин виконт! Это же форменный инцест!

Какое-то время я боролся с искушением — устроить сладкой парочке горькое пробуждение. Но — пожалел. Не де ла Бриса, разумеется. Филиси.

Так что пусть спят дальше. Так же бесшумно я вернулся к дверям и покинул дом, где провел не худшие часы своей жизни.

Лучше бы мы с Вихорьком выбрались из Парижа до рассвета. Что нам стоило стырить какое-нибудь плавсредство и уйти по ночной Сене? Иронический припев из детского мультика о Бременских музыкантах «Ох рано, встает охрана!» оказался пророческим. Охрана действительно вставало ранехонько. Ничем другим я не могу обьяснить тот прискорбный факт, что о моем побеге стало известно.

У ворот меня ждал сюрприз: блокпост.

Семеро бойцов с молодым, но грозным командиром. Из них — четверо стрелков. Среди последних — арбалетчик. Арбалет — штука довольно редкая, недешевая и существенно уступающая хорошему луку в скорострельности. Но весьма неприятная когда надо выстрелить только один раз, причем — с небольшой дистанции. Как раз — мой случай. А я уже не сомневался, что искали именно меня. Потому что вышеописанные бойцы полностью игнорировали чернь, акцентируя внимание на тех, кто был или в принципе мог быть воином.

И никакого досмотра. Исключительно — фейс-контроль. Один взгляд молодого офицера — и отмашка: вали с Богом!

Физиономия командира караула показалась мне знакомой… Где-то я его видел… Хотя какое это имеет значение? Главное, чтобы он не опознал меня. Минутное искушение — развернуть коня обратно…

Нет, это не мой метод. Бегать от горстки франков? Хватит! Набегался!

Я надвинул на лоб шлем, спрятал нижнюю часть лица в шарфе, обмотанном вокруг шеи и решительно направил коня прямо в толпу, которая тут же раздалась, пропуская благородного шевалье…

Повелительный знак: стоять!

Я сделал морду кирпичом, но — сконцентрировался. Ворота открыты. Прорваться — можно. Вихорька — вперед, я следом. Жаль, нельзя щит на спину повесить! Жаль, что на мне — франкская броня, а не моя собственная. Арбалетный болт она бы не удержала, а вот обычную стрелу — почти наверняка. Стрелки из франков — посредственные.

— Господин! — это офицерик. Безусое лицо, внимательный прищур. Явно из благородных. Грамотно стоит. Сходу не достать. И стражник с копьем — рядом. Кольнет лошадь — и приплыли.

Вихорек, углядев сигнал, тут же обогнал меня и двинул на выход. Его никто не остановил.

Я прикинул шансы… Шансы были неважные. Даже офицера мне не достать…

Наши глаза встретились… И я сразу понял: узнал. Но сделать ничего не успел, потому что благородный франк, решительным жестом убрал с моего пути копье подчиненного и шагнул вперед, оказавшись в зоне досягаемости моего пока еще отдыхавшего в ножнах клинка.

— Счастливого пути, шевалье! — произнес он громко. И добавил, уже намного тише: — Спасибо.

И тут я его узнал: тот самый молодой парень, что сидел рядом с шевалье Жилем в трапезной монастыря на «пиру победителей». Тот самый, кто был готов наброситься на Торгильса-хёвдинга, чтобы защитить свою невесту. Вернее, пасть в неравном бою.

Примерно через два часа, обогнув город по большой дуге, мы вышли к лагерю норманов.

Мой шпионский роман закончился.

— Три дня? — пробасил Рагнар. — Ты уверен?

— Ну, может быть, четыре…

Я снова стал хускарлом Ульфом Черноголовым. Привычная одежда, привычное оружие и доспехи. Возможность нормально разговаривать.

— Жители уже бегут. И плывут. Но королевскому войску нужно подготовиться. Скорее всего, они пойдут к монастырю Сен-Дени. Можно перехватить по дороге…

Конунг поглядел на сына. Ивар покачал головой. Рожа мрачная. Конунг вздохнул. Да что у них тут стряслось, пока меня не было?

Стряслась. Гнев богов. Реакция на бездействие и леность в ратном труде.

Так считали сами норманы. Но у меня было другое объяснение. Антисанитария. И как результат — эпидемия. Очень похоже на дизентерию. Жар, понос… Кровавый. Человек сто уже умерло. Заболевших — больше тысячи… А сколько еще на подходе?

Да, при таких условиях не особо повоюешь. Правда, «генералитет» инфекция пока не затронула. Предположение Ивара: потомков Одина гнев богов не касается. А мое личное мнение — потому что руководство кушает на серебре-золоте и термообработанную пищу, а пьет главным образом винище. Опять-таки из драгоценных кубков. В отличие от простых парней, которые не брезгуют и речной водичкой. Кстати и пленников зараза не пощадила. Эти-то, интересно, в чем провинились?

Но что значит логика в сравнении с религиозными убеждениями!

Одно хорошо: командование норманов прекрасно понимало опасность. Опыт, наверняка, уже имелся. Так что больных отделили от здоровых (чтоб не заражали проклятием), а здоровым предписали участвовать в искупительных ритуалах: в частности — окуривании благовониями. Тоже, кстати, дезинфекция какая-никакая…

Подхватить кровавый понос в отсутствие антибиотиков мне как-то не улыбалось. Вывод: надо валить!

— Если я больше не нужен Рагнару-конунгу, то может мне будет позволено вернуться в свой хирд? — дипломатично поинтересовался я.

— Не хочешь стать моим человеком? — пророкотал Лотброк. Впрочем, довольно добродушно.

— Хрёрек-ярл — твой человек, — еще более дипломатично ответил я. — А я — его.

— Ладно, — милостиво кивнул конунг. — Возвращайся к моему брату Хрёреку. Но — завтра. Сегодня у нас будет пир. В твою честь. Ибо ты, Ульф, сын Вогена, славно послужил мне и моему воинству.

Такие слова обычно предшествовали подарку.

Так и было. Рагнар поглядел на свои золотые браслетики… Но, видимо, счел их слишком мелкими для моего геройства. И стащил с шеи золотую цепку с медальоном, изображавшим то ли слившихся в любовном объятии драконов, то ли передравшихся собак.

— Возьми, Ульф! Возьми и носи! Пусть все видят, что Рагнар-конунг так же щедр с друзьями, как и беспощаден к врагам!

Я поклонился так низко, насколько позволяло достоинство и доспехи.

А цепочка-то неслабая. Килограмм, не меньше.

— Из реки — не пить! Вообще воды сырой не пить! Никакой! Только кипяченую. И только — из серебряной посуды. Руки перед едой мыть. Тоже кипяченой водой. Гадить — отдельно от других. Руками без необходимости никого и ничего не трогать! Только — в перчатках. Потом перчатки пронести сквозь пламя.