Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Соглашайся выйти за меня замуж, — хмуро бросил Николас, — и я обо всем позабочусь.
— Высокомерный грубиян, — проворчала Синтия. — Я бы не советовала тебе дремать после обеда. После такого сна у тебя плохое настроение.
— Увидев мельком портрет Эммы, который ты начала рисовать вчера вечером, я не мог уснуть.
— Деревенщина.
Не обращая на нее внимания, Ник снял халат и бросил его на кровать. Синтия забыла о своем недовольстве при виде его обнаженной спины, пока он копался к шкафу. Она видела, как напрягаются и расслабляются его ягодицы в такт совершаемым им движениям. Ей непременно захотелось дотронуться до мускулистых рук и бедер. Она никогда не прикасалась к его бедрам, покрытым легкой порослью, но теперь сгорала от желания сделать это. Синтия ощутила, как вся напряглась.
Но всем ее фантазиям суждено было провалиться. Он надел через голову накрахмаленную рубашку, которая прикрыла его тело до самых бедер.
Синтия вздохнула.
— Ты бросаешь на меня страстные взгляды? — бросил через плечо Ланкастер.
— Да.
Он с глупой ухмылкой натянул штаны и повернулся к Синтии, застегивая их.
— Вот это да! А Сомерхарт действительно чуточку стройнее меня.
— Если бы у меня был лишний корсет, я бы тебе одолжила.
— У меня свой есть, — подмигнул Ланкастер. — Именно поэтому я и хотел, чтобы ты ушла, черт возьми.
У него сверкнули глаза, когда он взял накрахмаленный шейный платок из шкафа, и Синтия почувствовала, что ее тревога утихла. Теперь Ланкастер выглядел лучше. Лицо приобрело здоровый цвет.
Ник мельком окинул фигуру Синтии.
— Ты бесподобна! Дух захватывает!
— Правда? — Синтия провела дрожащей рукой по золотистому шелку платья. — Мне кажется, ты дышишь довольно ровно.
— Иллюзия. — Его взгляд прилип к декольте платья. — Уверяю тебя, я очень слаб.
— Твою слабость, — Синтия вздернула подбородок, — легко можно было бы излечить до того, как ты оделся.
— Мне кажется, ты выходишь за рамки приличия, Син. — Оборачивая вокруг шеи темно-синий платок, Ник не сводил с нее глаз. — В таком платье можно застудить грудь. А вообще мне совершенно не нравится этот наряд.
Синтия опустила взгляд на свою пышную грудь в вырезе платья.
— Эмма сказала, что моя грудь безупречна.
— Это действительно так. Она слишком безупречна.
— Перестань! — Синтия потянула за вырез. — Я и так нервничаю, а ты заставляешь меня чувствовать себя коровой после доения!
— Пощади, Син, — сдавленно пробормотал Ник и, привалившись к шкафу, захохотал.
— Это платье не подходит, да? — Синтия вновь потянула вырез. — Эмма приготовила его именно для меня, а я не хочу показаться неблагодарной. Но мне кажется, я не должна идти. Я не пойду.
— Ну, хватит.
Ланкастер подошел к ней, концы платка все еще висели свободно. Когда он подошел ближе, Синтия увидела, что по синему полю платка шли угольно-черные полоски. Если бы она умела завязывать платок, чтобы поухаживать за Ником!
— Синтия, ты прекрасна. Ты слишком прекрасна. И любой мужчина влюбится в тебя сегодня вечером, а я сойду с ума.
— Мне кажется неразумным привлекать внимание к себе. Герцог уже подставил свою шею из-за меня, и я не представляю, почему он позволит мне вальсировать сегодня вечером, как будто все в порядке. Кто-нибудь расскажет моему отчиму и…
— Твой отчим уже написал.
— Что? Почему ты ничего мне не сказал?
— Ты гуляла с Эммой в парке.
Ник повернулся к зеркалу и стал завязывать аккуратный узел. Его движения были ловкими и отточенными, словно он много лет практиковался. Синтия не могла уследить за действиями его рук.
— И что он написал?
— Это было подчеркнуто вежливое послание, да ты сама можешь представить. «Я ценю безмерную доброжелательность вашей светлости в том, что вы приютили своенравную молодую девушку» и так далее. Похоже, твой отчим хотел бы приехать и вернуть тебя, как только будет удобно его светлости. Я думаю, Сомерхарт ответил, что он и его домочадцы будут заняты светскими мероприятиями до конца следующей недели.
— Он так ответил? — растерянно прошептала Синтия.
— Вряд ли твой отчим надумает без приглашения заявиться к принцу Англии, как ты считаешь?
— Думаешь, получится? — Синтия позволила себе улыбнуться в надежде. — Правда получится?
— Получится.
— А если мы потеряем все деньги за столом? Что тогда?
— Если я потеряю деньги за столом… — Шейный платок превратился в элегантное украшение, Ник надел черный сюртук, который он позаимствовал у Сомерхарта. — Не волнуйся. Я позабочусь, чтобы освободить тебя от него.
— Что это значит? — Синтия растерялась, глядя на Ника. Перед ней был тот Ник, который провел последние десять лет среди самых богатых людей светского общества.
— Пошли. — Ланкастер подмигнул ей и протянул руку.
— Я не такая, как эти люди, Ник. — Синтия не подала ему руку. — Ты сам это сказал.
Ланкастер коснулся ее щеки, потом взял за подбородок.
— Ты лучше этих людей, Син, и они полюбят тебя.
Когда он прижался губами к ее губам, она замерла и едва дышала. Время, когда они были вместе, стремительно приближалось к концу. Синтия даже ощущала ветерок, с которым это время проносилось. «Я люблю тебя, — подумала она. — Я люблю тебя».
Она только молча кивнула и взяла его под руку.
Он выигрывал.
Николас посмотрел на столбик монет, который теперь был немного больше, чем в начале вечера.
Он уклонился от настоящей азартной игры в кости. Он также отказывался играть в вист, поскольку здесь он зависел от рассудительности партнера. Он не мог рисковать будущим Синтии в компании знакомых. И в своей финальной попытке повернуть к себе удачу, Ланкастер старательно уклонился от стола, где играла герцогиня Сомерхарт. Эта женщина была волшебницей за карточными столами. Во всяком случае, волшебницей для себя самой.
Но игра в очко ему удалась. Его сбережения уже возросли до пятисот пятидесяти фунтов, хотя от нервозности во рту все пересохло.
Ник собрал свой выигрыш и отправился за стаканчиком виски, разбавленного водой. Затуманенная голова сегодня вечером ему ни к чему.
Сделав три шага, он увидел Синтию, которая вежливо улыбалась лорду Осборну. В ней пока не ощущалось непринужденности, но и первоначальный страх, какой она чувствовала в начале вечера, тоже прошел. К счастью, Эмма посадила его за ужином напротив Синтии, но все его ободряющие улыбки не особенно помогали. Казалось, она была готова убежать в любой момент.