Мы улыбались друг другу, как старшеклассники на первом свидании.

— Следи за дорогой, парень, — сказала я.

— Хочу снять с тебя это платье, — ответил он.

— Я его только что надела!

— Помню, — продолжил он с ухмылкой. — Так о чем ты мне рассказывала?

— О Юки.

— Верно. Юки собиралась уехать на пару недель, но тут ее вызвал Паризи и сказал: «У меня есть для вас дело, мисс Кастеллано. Оно может иметь широкий резонанс и способствовать вашему повышению».

Джо крутанул руль, и мы свернули на дорожку, ведущую в Пасифик-Хайтс к бывшему монастырю Пресвятого Сердца — невероятно прекрасному и старому особняку, где друг Джо, мэр, устроил мероприятие для сбора средств в фонд помощи детям из бедных семей.

Это было значимое событие, а Джо возглавлял список приглашенных, поскольку являлся консультантом правительства, бывшим заместителем начальника службы национальной безопасности и специалистом по взаимоотношениям с Ближним Востоком.

Слуга, одетый в стиле «Летучего Голландца» и отвечающий за парковку, вышел из тени. Освещение преобразило монастырь в стальное фешенебельное здание. Госта, облаченные в наряды от Прада и тому подобное, выбирались из своих дорогих машин.

Джо вылез из «мерседеса», протянул ключи обслуге и, обойдя машину, открыл мне дверцу. Я взяла его за руку.

— Хочу услышать продолжение истории, — сказал он.

Мы направились к каменному входу в виде арки. Для разнообразия я позаботилась о подходящей одежде: туфли на высоком каблуке, уложенные в высокую прическу волосы, облегающее красное платье в пол. Было приятно осознавать, что если и существовало вечернее платье для высокой блондинки, то оно было на мне. И если и существовал красивый мужчина в смокинге, то он держал меня под руку.

— О-о. Так вот, Паризи сказал Юки: «Я отдаю вам дело Родни Букера. Мои поздравления». Он вручил ей настоящую бомбу, Джо. Восемь обвиняемых, ни одного свидетеля, орудие убийства, которое невозможно идентифицировать, и неприятная жертва. Она проработает над этим делом не меньше года, а потом ее раздавят в суде.

— Бедняжка Юки.

— Однажды она получит передышку. Наверное. Я надеюсь.

Мы вступили в зал, где собрался весь высший свет. Люди в красивых одеждах оживленно беседовали и смеялись, и звуки их голосов эхом разлетались под величественными сводами, похожими на своды Ватикана, украшенные знаменитыми итальянскими художниками эпохи Ренессанса.

К нам подошел официант с бокалами шампанского на подносе, и мы с Джо взяли по одному.

Сделав глоток, Джо поставил свой бокал на ближайший столик, сунул руку во внутренний карман смокинга и вытащил черную бархатную коробочку, которую я видела уже не один раз. Он открывал ее передо мной дважды. И хотя я так до конца ее и не приняла, но сохранила во время пожара и во время переезда к Джо; иногда я заглядывала в нее, чтобы понять, не изменилось ли мое отношение к браку.

Сейчас Джо снова открыл эту маленькую черную коробочку, и пять бриллиантов в платиновой оправе сверкали подобно хрустальной люстре со свечами.

Я посмотрела на него и подумала, что ему нет необходимости облачаться в смокинг. Я буду любить его даже в украшенном блестками трико. Я улыбнулась.

— У меня ощущение дежа-вю, — сказал он.

Я почувствовала нервную дрожь, но спокойно выдержала взгляд моего голубоглазого мужчины.

— Мне придется вернуться в Квинс и жить с матерью? Или ты выйдешь за меня замуж, Линдси? Ты станешь моей женой?

Люди вокруг нас кружились в танце, а оркестр играл несколько слащавую, но очень сентиментальную мелодию сороковых. Все было так, как надо, совершенно.

Я поставила бокал и протянула ему руку.

— Это да? — спросил Джо. — Или ты приглашаешь меня на танец?

— И то и другое. Это мое уверенное «да».

Лицо Джо вспыхнуло от радости.

— Я люблю тебя, Блонди, — сказал он.

Он надел мне на палец кольцо и поцеловал. Я почувствовала всю силу нашего поцелуя, довершившего совершенство момента и благословившего наше с ним будущее.

Я обвила шею Джо руками, и он крепко прижал меня. Пока мы плавно покачивались в такт «Лунной серенаде» Гленна Миллера, Джо нежно прошептал мне:

— Ты ведь не передумаешь. Мы поженимся?

— Да, Джо. Поженимся. Я безумно тебя люблю.

Норма Джонсон содержалась в тщательно охраняемой камере женской тюрьмы в Центральной Калифорнии. В выкрашенной в бежевый цвет камере площадью около шести квадратных метров находились только две узкие койки — одна над другой, раковина и унитаз из нержавейки, вот и все, если не считать храпевшей наверху сокамерницы.

Ее сокамерницу звали Бернадетта Рэдке. Она была достаточно пожилой, чтобы стать матерью Норме, тоже убийца, но и далеко не такая умная или хладнокровная, как сама Любимица. Берни убила своего мужа, проехав по нему на пикапе, а после, когда ее «выпустили отсюдова», проехала на красный свет и убила еще трех человек. Один из погибших был восьмилетним ребенком.

Несмотря на число ее жертв, Бернадетта была человеком поверхностным.

Она не строила планов, не обладала изворотливостью. Умственно отсталая, впадающая в ярость дурочка, но Любимицу это устраивало, потому что Берни стала фактически ее рабыней.

Как и все остальные.

Норма Джонсон больше не была жалкой Любимицей.

У нее не имелось ни обязанностей, ни ответственности, и каждый охранник в тюрьме должен был о ней заботиться. Еда для нее всегда приготовлена. Синяя униформа всегда выстирана. Простыни застелены. Почта доставлена вовремя. Она получала много писем. От фанатов. От издательств. Из Голливуда.

Теперь она стала знаменитостью.

Каждый хотел с ней познакомиться, поговорить. Они ее и боялись, и боготворили.

И здесь она чувствовала себя королевой. В первый раз в своей жизни она оказалась там, где ей место.

Норма лежала, уставившись на дно верхней койки, и проецировала свою жизнь на этот чистый экран. Она вновь переосмысляла те ключевые моменты, которые сделали ее такой, какая она есть, вспоминая самые яркие и рассказывая себе собственную историю.

Особенно она любила вспоминать то, о чем никому не рассказывала: дни, когда отец приводил ее в свой особняк на Ноб-Хилл и там никого больше не было. Он показывал ей змей, размещенных в специальной комнатке, пояснял, как с ними обращаться и как они могут убить.

Она помнила, насколько сильно тогда его любила. Как она его обожала. Но конечно, у нее оставались вопросы. Почему он не мог ее полностью признать?

Ее мама обычно находилась на первом этаже, управляясь с пылесосом в гостиной. Почему папа не выкинет свою жену? Почему он не сделал Норму и ее мать своей настоящей семьей, если любит их так сильно?