Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Это наскоро построенные солдатами домики, такие военные поселения посреди лесов.
– Нет же, – смеялась я, – это уже совсем не так. Это буржуазные поселки, вроде вот этого, где живут горожане, которым надоела городская суета.
Но старики со мной не соглашались…
В конце вечера зажгли гигантский костер, и мало что на свете так красиво, как летящие в темно-синее летнее ночное небо яркие огненные искры.
Гай помог мне исправить резюме и обучил меня азам классического ведения проектов. Вакансий в Париже и округе было очень много. Довольно скоро одна из компаний заинтересовалась мной. Сидя в бассейне или в саду, мы с Гаем разыгрывали по ролям предстоящее собеседование. Мы отработали собеседование по-английски, по-французски, проговорили все детали. Было забавно, когда он изображал нанимающего меня босса. Должна сказать, что, если в чем я и достигла настоящего профессионализма, так это в поиске работы и прохождении собеседований. Однако по-французски мне этого делать еще не приходилось.
Итак, я поехала на собеседование. Оно ничем не отличалось от собеседований, которые я проходила в Израиле. В течение часа играть роль уверенной в себе профессионалки не составило для меня труда. Я даже сама удивлялась тому, как складно я говорю.
Вскоре мне прислали довольно сложный тест на английском, а потом назначили еще одно собеседование по скайпу, на этот раз на английском языке. Я пошла к Гаю, чтобы говорить с потенциальными работодателями из его кабинета – не хотелось, чтобы Мишка залаяла посреди делового разговора. Собеседование с кадровичкой из Штатов длилось бесконечно долго, прежде чем, лучезарно улыбаясь, она сообщила мне, что я прошла.
Когда собеседование наконец закончилось, я побежала, стянула платье и, оставшись в купальнике, прыгнула в бассейн к Гаю.
– Я прошла! Ты представляешь?! Спасибо тебе за помощь!
Он посмотрел на меня как-то очень внимательно.
– Ты понимаешь, что ты крутая? Да ты просто суперски сильная и мегакрутая! Ты пережила такой жуткий кризис совсем одна и так мужественно!
– Ну не одна, если бы не ты, Ирка и Нинель, я бы точно сдохла.
– Ты супермолодец, поверь мне.
А потом меня позвали на последнее собеседование, и, похоже, дело было в шляпе, оставалось только услышать окончательный ответ.
После этого я отправила Роми в Израиль, Гай с детьми уехали в Испанию, а новая приятельница пригласила отдохнуть в свой домик в Трувиль. Целыми днями я валялась под желтым полосатым пляжным зонтом, наблюдая отлив такого непривычного для меня холодного моря. Я бродила по узким улочкам, слушая бесконечные жалобы чаек. Невозможно было прекратить любоваться каждым уголком этого игрушечного городка. Я мечтала, как поселюсь в одном из домиков и стану писать книги. Как бы это было прекрасно. Леля, моя новая подруга, правда, сказала, что зимой здесь очень тоскливо и никого нет, но мне казалось, что зимой даже лучше. Я так и видела себя бредущей по этим узким живописным улочкам с багетами под мышкой, укутанной в шарф и теплую куртку. Я бы наверняка со всеми познакомилась и здоровалась.
Я смотрела на людей вокруг и думала о том, как отличается их жизнь от моей, ведь между нами пропасть. Я думала о том, что я советская девочка, которая читала о подобных местах в заграничных книжках и никогда бы не поверила, что сама когда-нибудь буду ходить по этим местам.
В роскошную гостиницу у моря вошла стройная загорелая женщина лет тридцати пяти. На ней было красивое, весьма сдержанное платье. Она была аккуратно причесана и не накрашена. Она поправляла волосы, придерживая дверь. Все эти короткие движения было сделаны ею не то чтобы нервно, но слегка озабоченно. Она явно думала о своем. Было видно, что для нее это рутина, что отдыхать в этом очень дорогом отеле в таком красивом месте для нее самое обычное дело, и она не обращает на все это никакого внимания. Я только представила себе на минуту, какой разной была ее и моя жизнь. Я, конечно, не знаю этой женщины, и, возможно, она совсем не та, за кого я ее принимаю. Но, скорее всего, она была француженкой из зажиточной буржуазной семьи, которая с детства ездит сюда отдыхать в середине лета, потом перемещается в Италию, а зимой – на горнолыжный курорт. В ее жизни, несомненно, тоже есть трудности, там возможны развод и непослушные дети, но все же между нами пропасть. Она наверняка никогда не мучается по ночам мыслями о том, чем заплатит за квартиру через месяц, если не найдет работу.
А вот две женщины в хиджабах и длинных платьях поверх брюк стоят по колено в воде и зовут своих шестилетних сыновей, которые имеют право наслаждаться купанием в море, в отличие от своих матерей. Прилипшая к телу мокрая одежда наверняка очень противная, видно, как она мешает женщинам ходить, как им жарко. У них тоже совсем другая жизнь. Мы все находимся в считаных метрах друг от друга, а между нами пропасти. Но если бы мы сели вместе попить кофе, то, скорее всего, оказалось бы, что никаких глобальных различий и нет. И мы прекрасно понимаем друг друга.
Я провела в Нормандии три замечательных дня, дни – за прогулками, вечера – за разговорами и вином в маленьком уютном домишке. А затем я вернулась в свою деревню совершенно одна. Мне предстояло пробыть в одиночестве около трех недель. Никогда в своей жизни я не была так долго наедине с собой. Такое впечатление, что судьба усадила меня на стул и сказала: «А теперь отдохни и хорошенько подумай обо всем».
Я боялась, что впаду в депрессию, особенно в день рождения. Мне предстояло в одиночестве отметить свои сорок пять. Потом вместе с Нинель и Лин должна была вернуться Роми, а за день до них Гай и его дети. Я очень ждала их, но и в одиночестве ничуть не грустила. На каждом окне моей квартиры ласточки свили по два гнезда и сновали туда-сюда. Я посадила алую герань на каждом подоконнике и каждый день видела с утра синее небо, красные цветы герани, ласточек и увитый крупными розами старинный дом напротив.
Вскоре я позвонила в компанию, с которой вела переговоры, и мне сообщили, что я принята и могу приступать к работе в конце августа. Я вскочила, как была, голая, с кровати и стала прыгать по квартире и орать:
– Кто молодец? Я молодец! Я молодец!
Затем я, конечно, всех обзвонила, чтобы сообщить им радостную новость. И потянулись мои свободные дни. Я не могла позволить себе просто отдыхать, а спланировала свое время так, чтобы заниматься французским и английским и изучать управление проектами. Но все равно свободного времени было много. Один за другим в моей жизни вдруг возникли новые знакомые. С кем-то меня свели мои израильские друзья, с кем-то я познакомилась сама. Среди них были и русские жители Парижа. Все, с кем свела меня судьба, были совершенно очаровательными людьми с отличным чувством юмора. С одной из новых приятельниц я и провела свой день рождения.
Я часто ездила в Париж, а в непогожие дни с удовольствием оставалась дома, начала наконец писать. Мои статьи стали публиковать в израильском русскоязычном журнале. Мне это очень льстило. Я даже втянулась и привыкла к этой тишине, одиночеству и спокойному творчеству. Впервые в жизни я почувствовала доброту и сочувствие к самой себе. И только серая стена в моей гостиной и некрасивая разнокалиберная мебель все еще удручали меня. Если в Израиле мне мешало отсутствие красивого за пределами моей квартиры, то здесь было все наоборот. Красиво было везде, кроме моего дома.