Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Незнание является сегодня злободневной проблемой. Если вы начнете спрашивать у прохожих на улице про «Гамалион», «Книгу ста глав» или «Пророчество монаха Германа», большинство из них попросту не поймет, о чем идет речь.
– Боюсь, что я принадлежу к этому большинству невежественных немцев.
– Я раньше тоже был невежественным, однако благодаря чтению книг и участию в заседаниях Арийского братства теперь знаю многое о прошлом и великом будущем нашего народа.
– Великом будущем? – удивленно спросил князь.
– В «Гамалионе», например, говорится о германском правителе, который разгромит французское государство, покончит с властью римских пап, подчинит себе славян и венгров и навсегда уничтожит евреев.
– А что это за «Гамалион»?
– Это произведение появилось в тысяча четыреста тридцать девятом году. Я его в оригинале не читал, но несколько лет назад выдержки из него напечатали в журнале «Остара».
– «Остара»?
– Вы не знакомы с этим журналом? Его уже несколько лет издает Йорг Ланц фон Либенфельс.
– А «Пророчество монаха Германа»?
– Это рукопись тысяча двести сорокового года, о которой стало известно лишь в восемнадцатом веке. В ней изложены пророчества, в которых говорится о крахе германских монарших династий и о пришествии правителя, который уничтожит евреев. Упреждая ваш следующий вопрос, могу сказать, что в «Книге ста глав» повествуется о подготовке германского народа к тому, чтобы восстановить свое национальное достоинство и пойти за лидером, который поможет ему уничтожить его врагов. Возможно, предстоящая война и станет началом всему этому.
– Какая война?
– А та, что вот-вот начнется. Германия разгромит Россию и Францию, причем очень быстро. Единственное, о чем я сожалею, – это что германский кайзер и австрийский император не смогут всего этого увидеть – не доживут.
– А вы ничего не слышали о пророчествах Артабана?
Юноша замолчал – всю его словоохотливость словно ветром сдуло.
– Нет, я ничего о них не слышал, – наконец проговорил он с таким видом, как будто его собеседник был следователем и хотел вытянуть у него какие-то показания.
– У меня есть с собой книга с этими пророчествами, – сказал князь Степан, доставая книгу из-за пазухи.
– Можно мне на нее взглянуть? – спросил юноша, глядя на книгу заблестевшими от любопытства глазами.
– Я лучше прочту ее вам сам.
Шикльгрубер кивнул и, опершись локтями о крышку стола, подался вперед, чтобы лучше слышать. Степан стал выборочно читать отрывки из книги, замечая краем глаза, с каким одухотворенным лицом его слушает Шикльгрубер:
«…когда я прибыл в Египет и увидел там прекрасный город Александрию, я осознал, что Младенец Вифлеемский находится в этом городе. После многих месяцев странствий и поисков мне наконец-то предстояло увидеть Спасителя мира, Мессию… Когда я узнал, в каком доме он живет, я немедленно направился к этому дому. Возле него я увидел красивую женщину, стиравшую белье, и двухгодовалого ребенка, игравшего рядом с ней на песке. Этот ребенок обратил на меня свой взор. Его черные глаза и темные волосы привели меня в недоумение. Этот ребенок с желтоватой кожей, наивным лицом и вообще самой заурядной внешностью не мог быть Мессией. Его мать подошла ко мне и заговорила со мной на арамейском. Она была похожа на еврейскую крестьянку – такую, каких очень много в Палестине. Одета она была в старую потертую тунику, а голову она покрыла платком, который от многократной стирки утратил свой цвет. Я взглянул на своих слуг и пошел вместе с ними прочь от этого места…»
Юноша восторженно посмотрел на князя Степана и, улыбнувшись, сказал:
– Так я и думал. Этот еврей не мог быть настоящим Мессией.
– Почему не мог? – спросил князь Степан, чувствуя, как по спине побежали мурашки.
– Шопенгауэр приводит на этот счет очень хорошие аргументы. С какой стати Мессия стал бы являться только для того, чтобы умереть на кресте? Распятие символизирует отрицание воли к жизни. Поэтому христианство такое слабое – оно скорее само себя уничтожит, чем сумеет себя защитить.
– То, что вы говорите, – очень серьезно, – покачал головой князь Степан.
– Католики – злонамеренные паразиты, а протестанты – покладистые собаки. Однако хуже всех евреи. Они виновны во всех пороках, которые подобно язвам уничтожают Германию и все человечество, – принялся объяснять юноша, повышая голос.
Некоторые из посетителей кафе обернулись и с удивлением посмотрели на его в миг ставшее суровым лицо.
– Ваши обвинения, господин Шикльгрубер, – весьма серьезны.
– Христианство и христианский мир не обладают жизненной силой. Из гнилого семени не может вырасти хорошее дерево, а иудаизм – это то гнилое семя, из которого выросло христианство. В наше время быть христианином – порочно.
– Почему? – спросил князь.
– Потому что христианство само по себе порочно. Я выдвигаю против христианской церкви самые тяжкие из всех обвинений, которые когда-либо выдвигались в истории. По моему мнению, она представляет собой самую ужасную деградацию, какую только можно себе представить – с такими ее идеалами, как терпимость, милосердие, стремление пожертвовать своей любовью, надеждой и даже жизнью ради кого-то другого. Крест – это символ, отожествляющийся с самым гнусным из всех заговоров, которые когда-либо существовали, а именно с заговором против здоровья, против красоты, против всего того хорошего, что только может с нами, людьми, произойти, против мужества, против духовной силы, против самой жизни.
Князя Степана бросило в холодный пот. В голове завертелась шальная мысль: а если этот ничем с виду не примечательный австриец и есть тот мессия, которого он, Степан, ищет? Может, Бог и Провидение вывели его на этого человека, чтобы он его прикончил?
– Вы разве не читали Ницше? Это великий человек и великий философ. Я знаю на память его слова: «Разговоры о том, что дрессировка животного приводит к его улучшению, звучат, словно шутка… То же самое происходит с прирученным человеком, которого улучшил священник. В начале средних веков, когда Церковь была по сути дела – и прежде всего – логовом хищников, самые лучшие образцы «белокурого бестии» подвергались преследованиям. Тевтонские рыцари, например, были улучшены. Ну, и на кого становились похожими эти улучшенные тевтонцы? Такой тевтонец становился похожим на карикатуру, на выкидыша, превращался в грешника… В общем, он превращался в христианина».
– Но зачем же вменять это в вину всем христианам? – возразил князь Степан.
– Вы все еще не поняли? Если еврейский Мессия явился для того, чтобы ослабить расы человеческие и уничтожить арийскую, то Ницше, наоборот, говорит о могущественном Сверхчеловеке. Вы не читали его книгу «Так говорил Заратустра»?
– Читал.
– Тогда вы, наверное, помните слова этого пророка: «Я учу вас о Сверхчеловеке… Я заклинаю вас, братья мои, оставайтесь верными земле и не внимайте тем, кто говорит о внеземных надеждах». Вот чему я верю.