Внезапно Геннадий Павлович подался вперед и, уперевшись локтями в колени, прижал кончики пальцев к вискам. Что он вообще делал в фирме какого-то толстого венгра, если его специальностью была психология? Да, отучившись три семестра в строительном институте, он бросил его. Но двумя годами позже он вновь поступил в институт, на этот раз на психфак МГУ. И там уж он доучился до конца. А потом? Потом он работал в Институте мозга, у него была интересная работа по теории сновидений, которую он сам же и разрабатывал. Что дальше?.. Темный провал. Чем закончилась эта работа, Геннадий Павлович не помнил. Какое отношение имели эти воспоминания к реальности? Почему он раньше об этом не вспоминал? Почему он не мог вспомнить ничего из того, над чем работал в Институте мозга?.. И какое отношение ко всему этому имела фирма «Байбах»? Как он вообще там оказался?

Геннадий Павлович чувствовал себя так, словно его посадили собирать картину, разрезанную на множество мелких кусочков. В головоломке не хватало фрагментов – были ли они потеряны или же намеренно спрятаны? – но при этом тот, кто следил за игрой, настойчиво твердил ему, что картину можно собрать, а между делом подбрасывал в общую кучу кусочки совершенно другой картинки. Что в такой ситуации следовало сделать? Вновь перемешать уже подогнанные друг к другу фрагменты, встать и уйти? Или же сделать вид, что ничего необычного не происходит, и продолжать заведомо проигранную игру? Все это уже становилось похожим не просто на шизофрению, а на историю о человеке, живущем двумя жизнями, и в каждой из них он представляет собой самостоятельную личность, которой ничего не известно о ее иной ипостаси. Геннадий Павлович припоминал, что-то такое он уж читал. Ну, да – «Джекил и Хайд»! Кто, бишь, написал эту книгу? Марк Твен?.. Или Томас Манн?..

– Заждался, Калихин?

Геннадий Павлович вскинул голову. Рядом со скамейкой стояла Валентина. Высокая, стройная, с темными волосами, гладко зачесанными назад – да, именно такой он ее и помнил. В одежде Валентина всегда была консервативна. Вот и сейчас, несмотря на убийственную жару, она надела строгий темно-синий костюм – прямая юбка до колен и легкий жакет поверх ослепительно белой блузки – и в тон ему открытые туфли на низком каблуке. На руке небольшая сумочка под крокодилову кожу. Косметика едва заметна. Из украшений – только тоненькая золотая цепочка на шее с крошечным крестиком, – Геннадий Павлович никогда не понимал, зачем Валентина носит его, если ее отношение к религии было примерно тем же, что и у римского легионера, вколачивавшего гвозди в запястья Христа.

– Ну, что случилось, Калихин?

Придержав юбку, Валентина села на край скамейки. Взгляд у нее был, как у строгой матушки, узнавшей, что сын ее совершил поступок, достойный осуждения. Геннадий Павлович всегда подозревал, что роль жены Валентине казалась слишком незначительной. И это была одной из причин, по которой они в конце концов расстались. Но на этот раз она, судя по всему, была действительно встревожена.

– Может быть, пойдем куда-нибудь? – робко предложил Геннадий Павлович и замер, боясь, что Валентина согласится. В кармане у него лежали две сложенные пополам десятки – разве что только минералки выпить.

– В такую-то жару? – Валентина помахала рукой, словно желая разогнать повисшую в воздухе духоту. – Нет уж, давай лучше здесь посидим.

– Ну, если ты так хочешь…

Геннадий Павлович произнес эту фразу так, чтобы стало ясно, что сам он предпочел бы столик в кафе.

Валентина ничего не ответила – ждала, когда Геннадий Павлович перейдет к сути дела. Если бы он знал, с чего начать! Геннадий Павлович провел кончиками пальцев по влажному от испарины лбу.

– Я никак не могу вспомнить, кто такая Марина.

– Калихин! – тонкие, аккуратно подведенные брови Валентины возмущенно изогнулись. – Меня не интересуют твои амурные похождения.

– Да при чем здесь это? – болезненно поморщился Геннадий Павлович. – Я даже не помню ее лица.

– А я здесь при чем?

– Ну, я подумал, может быть ты ее знаешь?

– Нет, Калихин, – тряхнула головой Валентина. – Уверяю тебя, среди наших общих знакомых женщины с таким именем никогда не было.

– Ну, значит, не было, – едва ли не с облегчением согласился Геннадий Павлович.

– Ну? – выжидающе посмотрела на него Валентина.

– Что? – не понял Геннадий Павлович.

– Ты только за этим меня пригласил?

– По-моему, встречу назначила ты.

– Какая разница, кто назначил встречу, если причина в тебе! Вчера по телефону ты нес такую околесицу, что я всерьез начала беспокоиться!

– Я тоже, – безнадежно вздохнул Геннадий Павлович.

– Что с тобой происходит, Гена?

Голос Валентины вдруг сделался удивительно ласковым, почти родным. Она даже положила ладонь на запястье Геннадию Павловичу. Точно так же, как вчера это сделала Марина.

Вчера?

Геннадий Павлович откинулся на спинку скамейки и, сделав глубокий вдох, прикрыл глаза. Ему показалось, что он начал вспоминать, как выглядела Марина.

– Калихин!

Валентина дернула его за руку, и образ Марины, почти уже восстановленный памятью, вновь развеялся, словно зыбкая дымка миража. Геннадий Павлович с осуждением посмотрел на бывшую супругу.

– Ты только не вздумай мне потерять сознание! – строго пригрозила Валентина. – Что с тобой?

– Со мной все в порядке, – заверил бывшую жену Геннадий Павлович. – Во всяком случае падать в обморок я не собираюсь.

– Тогда в чем дело?

– Вчера Артем ушел, – сообщил последнюю новость Геннадий Павлович.

Валентина удивленно приподняла брови и после непродолжительной паузы спросила:

– Куда ушел?

– Не знаю, – пожал плечами Геннадий Павлович. – Он не сказал.

– Так.

Валентина приложила указательный палец к губам. Обычно так делают, когда велят сохранять тишину, у Валентины же этот жест означал глубокую задумчивость.

– Я хочу понять, о ком ты говоришь, – вновь обратилась она к Геннадию Павловичу.

На этот раз Валентина была похожа на строгого преподавателя, уверенного в том, что студент пришел сдавать экзамен, не подготовившись должным образом.

– Я говорю об Артеме, – спокойным, почти равнодушным голосом ответил Геннадий Павлович. – О нашем с тобой сыне.

– Так, – снова произнесла Валентина. И снова, выдерживая паузу, прижала палец к губам. – А что он у тебя делал?

– Как что? – недоумевающе глянул на бывшую супругу Геннадий Павлович. – Он жил у меня. С тех самых пор, как мы развелись. – Калихин коротко хмыкнул. – Ты хочешь сказать, что забыла об этом?

– Нет, – едва заметно качнула головой Валентина. – Это у тебя что-то не в порядке с памятью, Геннадий. С тех пор, как мы развелись, Артем живет у моей мамы, потому что не пожелал оставаться ни с одним из нас.