Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Женщины! Вы стоите или нет?
В вопросе звучало откровенное раздражение. Мы с Наташкой удивленно оглянулись. Маленький полненький колобок женского рода пытался обскакать нас то с одной, то с другой стороны.
– Неужели не видно, что стоим, а не сидим? – громогласно поинтересовалась подруга.
– А если стоите – двигайтесь!
У колобка оказался очень зычный голос.
– Действительно! Встанут и треплются, будто век не видались. Сплетницы! – раздалось еще чье-то замечание. Это нас насторожило и заставило осмотреться. Как оказалось, мы разделили на две равные части небольшую очередь, стоявшую непонятно за чем. Машинально шагнули вперед, ликвидировав пробел, переглянулись, и Наташка со словами: «Пойду посмотрю, много ли осталось?» – отправилась к пункту назначения. Вернулась она быстро и скороговоркой, сквозь зубы, процедила:
– Картошка, помидоры, огурцы, баклажаны, вешенки, шампиньоны. У меня все есть, кроме грибов. Да и они не нужны. Но ведь жалко уходить – такую очередь отстояли…
Пока раздумывали, подошли к прилавку. Решили больше не думать и купить вешенки.
– А за что хоть убили-то? – поинтересовался у меня «колобок», моргая маленькими глазками.
– Кого? – испугалась я.
– Ну вы только что говорили – какую-то Ольгу…
– Да?
В душе шевельнулось запоздалое раскаяние. Следовало следить за тем, что и где болтаем.
– А у них в сумасшедшем доме причин для убийства куча. Разве ж все упомнишь? – радостно включилась в разговор Наталья, доставая кошелек.
«Колобок» обиделся и откатился назад.
Звонок на мой мобильный раздался почти у входа в метро.
– Привет, Ирина Александровна. Оксана. Я с площади трех вокзалов. Свекровь встречаю. Друзья Михаила помогли – отправили. К часу дня будем дома. Хочешь, подъезжай.
– Ну ты деловая! Человек, наверное, устал с дороги. Давай я тебе перезвоню и уточню, как ее самочувствие…
– У меня в половине второго деловая встреча. Так что едва успею свекровь домой закинуть. А ты могла бы за ней и поухаживать – я все покажу.
– Поняла, буду. Только вдвоем с приятельницей. Она хороший человек. Мне ее деть некуда.
– Договорились.
Я взглянула на часы – Наташкины. Свои никогда не ношу – раздражают.
– Давай, хороший человек, в темпе! – поторопила я подругу. – К часу нам следует быть у Танюшкиного командира. Кстати, информация для размышления: как Оксану Романовну Седых примирить с существованием двойника любовницы своего мужа. Даже не любовницы, а первой любимой жены.
– А тут и размышлять нечего. Следует заставить Оксану Романовну пожалеть нашу Татьяну Юрьевну. Еще друзьями на всю жизнь будут. Я вот тебя, несчастную, жалею без конца, грибы твои дурацкие держу, а ты стоишь и только рассуждаешь. Ручонками ма-а-ашешь!
Я и не заметила, когда Наталья забрала у меня пакет.
– Не следует меня попрекать. Украла мои грибы и выступаешь. Отдавай!
Я выхватила пакет.
– Да-а-а. В вашем сумасшедшем доме действительно не разберешь, за что прихлопнут. И не несись сломя голову, меня все равно девать некуда.
Оксана выглядела как кинодива. Но без обольстительной улыбки. Мы ввалились в ее квартиру в двенадцать часов сорок семь минут. Три минуты она выделила нам на общение с собственной персоной. Пробуждать в ней человеческие чувства было бесполезно. Слишком вошла в образ руководителя. И выйдет не иначе как ближе к вечеру. Но я ошиблась.
– Мама, это мои подруги – Ирина и Наташа. Они с тобой побудут, помогут тебе разобраться. А если отдохнуть захочешь – вот твоя комната. Ты в ней и жила до отъезда. Там все приготовлено.
В голосе Оксаны слышалось больше человеческого, чем в Наташкином. Та крыла меня в коридоре за мою несобранность. Было бы за что! Подумаешь, впопыхах прихватила из дома пакет с вешенками. Торопилась. Да еще Димка позвонил и лениво спросил, что делаю? Сказала, что еду на выставку цветов. Он еще что-то болтал, а в конце намекнул, что соскучился по жареной картошечке. И все это время я ухитрялась одновременно переодеваться. Естественно, суетилась. С кем не бывает. Люди в суете иногда забывают надеть верхнюю одежду. Или наоборот – снять. Век не забуду, какими глазами смотрел на меня однажды пожилой гардеробщик, когда я торопливо скинула шубку и явилась пред его ясные очкастые очи в легкомысленном халатике, напяленном поверх строгого костюма: в этот день следовало держать ответ по простою автотранспорта на предприятии в здании Правительства Москвы.
Оксана Романовна скрылась, оставив после себя легкое облачко незнакомых духов. Анна Кузьминична потерянно сидела в кресле. У ее ног лежал открытый кожаный чемодан. Пожилая женщина явно терзалась сомнениями в отношении правильности выбранного решения.
– Вот! – обреченно всплеснула она руками. – Уж и не знаю, правильно ли сделала. Ксюшеньке такая обуза!
Я отодвинула чемодан в сторону, уселась перед Анной Кузьминичной на колени и спросила:
– А можно вас тетей Аней звать?
Она встрепенулась, как воробышек:
– Да конечно, деточка. Меня так все Мишины друзья и зовут.
Я погладила ее по морщинистой руке и тихо принялась уговаривать:
– Оксане без вас нельзя. Это она с виду железобетон, а на самом деле очень ранимая. С вами ей легче будет. Иногда ведь и родителям всего не скажешь. А вас она очень любит. Не бросайте ее, пожалуйста…
Анна Кузьминична, по-моему, ситуацию с этой точки зрения оценила. Во всяком случае, потерянность исчезла.
В комнате возникла Наталья с ложкой в руке:
– Значит, так! Тетя Аня! Вы с дороги, поэтому сегодня мы вас кормим, поим, укладываем отдыхать. А вы слегка сопротивляетесь, поскольку не вы у нас, а мы у вас в гостях. Так положено. Дальше определитесь сами – ухаживать за нами в дни наших набегов или нет. В принципе мы и сами можем. А сейчас – кушать подано!
Анна Кузьминична засуетилась: в какой-то сумке у нее были упакованы любимые Ксюшенькой грибочки и помидорчики. Оттащили мы ее от багажа буквально силком. За столом хитрая Наташка без конца спрашивала у тети Ани, ту ли она взяла посуду, тем ли пользуется полотенцем? К моменту чаепития Анна Кузьминична окончательно почувствовала себя полной хозяйкой в доме.
С багажом мы управились быстро. Мишенькина мама ловко распределила вещи в своей комнате, и та приобрела вполне жилой – не выставочный вид. Оглядев результат совместного труда, она тихонько вздохнула и облегченно произнесла:
– Пожалуй, я тут и вправду Ксюшеньке не помешаю. Даже телевизор есть.
Мне взгрустнулось. Неужели наступит такой момент, когда я буду считать себя в тягость собственным детям? И они будут срываться на меня, раздражаясь от моей возрастной бестолковости. Что уж тогда говорить об Анне Кузьминичне… Надо переговорить с Оксаной. Если не будем считаться помехой, время от времени следует навещать бедную женщину.