Марк чувствовал, знал, понимал: внезапное дуно­вение этого аромата означало, что Присутствие вот-вот явит себя ему.

Марк продолжал:

— Я никак не мог определить, что это за запах. Он был жутко знакомым, таким, знаешь, будничным, «повседневным», но очень приятным. Тут я услышал чьи-то шаги за дверью стенного шкафа: значит, она спустилась по потайной лестнице и вот-вот выйдет из шкафа. Потом слышу, поднимается панель и она делает два шага к дверце шкафа. И в тот самый мо­мент, когда она открыла шкаф и вышла, до меня до­шло, что это был за запах. Не поверишь. Шоколадное печенье! Так пахнет, когда печенье еще в формочках в духовке, но уже почти готово — такое вкусно-ко­ричневое...

Для Джимбо это был сигнал, что Марк оконча­тельно свихнулся. Красивая женщина пахнет шоко­ладным печеньем? Что может быть нелепей?

Нет, сказал ему Марк, Люси Кливленд не пахла шоколадным печеньем. Люси Кливленд пахла... как бы тебе сказать... солнцем, и молодой травой, и све­жим хлебом — всем вместе, если она вообще чем-то пахла А запах этот был как знамение, как трубный звук фанфар. Это был знак: она здесь, она сейчас вой­дет.

Джимбо оставалось только изумленно смотреть на друга

Марк соскочил с дивана и сказал, что отец так и не заметил его отсутствия ночью. Филип перестал контролировать соблюдение «комендантского часа». Он совсем забросил Марка, и оба — отец и сын — кружили по дому, как отдаленные планеты на своих орбитах, связанные лишь законами притяжения.

Джимбо спросил Марка, куда он собрался сей­час и не нужен ли ему компаньон.

Нет, ответил Марк. Он только что вышел и не ус­пел как следует подумать. Поэтому прогулка в оди­ночестве сейчас очень кстати.

Примерно между 7.15 и 7.30 патрульный Джестер заметил моего племянника сидящим на одной из ска­меек, что тянулись вдоль ведущей к фонтану аллее. Со стороны казалось, что мальчик глубоко задумался и решает какую-то серьезную задачу. Губы его шеве­лились, но патрульного Джестера вообще-то совер­шенно не интересовало, что там парень нашепты­вал себе под нос Все равно не слышно.

Когда Джимбо Монэген рассказывал, как Марк шагал по дорожке и махал ему на прощанье рукой, он казался таким несчастным, что с трудом мог про­должать. Мальчик бессильно сполз по спинке дивана

— Как ты думаешь, что с ним произошло после этого? — спросил Тим.

Джимбо посмотрел ему в глаза, потом скользнул взглядом в сторону.

— Все знают, что случилось с Марком. Он пошел в парк Шермана, и там «убийца из парка Шерма­на», или Черный человек, или черт знает кто он, сца­пал его. Марку даже в голову не приходило подумать о безопасности. Только не спрашивайте, о чем он ду­мал, потому что я не знаю, что вам ответить. Он был весь с головой в своем собственном мире. — Полные слез глаза вновь встретились с глазами Тима — А ес­ли вам не наплевать, о чем думаю я, так вот: я думаю, его сожрал этот гадский дом. Он сразу же, с самого начала, впился в него. Он полностью изменил Марка

— А как же Люси Кливленд?

— Не было никакой Люси Кливленд, — горько проронил Джимбо. Он казался очень уставшим — Классная девятнадцатилетняя девушка прячется в пустом доме и позволяет пятнадцатилетнему паца­ну заниматься с ней сексом днями напролет? Класс­ная девятнадцатилетняя девушка, которую никто не может увидеть? Ну конечно, ничего удивительного, такое случается сплошь и рядом Да только в книж­ках.

— Вот именно, — сказал Тим.

С края крыльца, чуть покачиваясь, поднялся Скип. Не сводя взгляда с Тима, он чуть заметно дрожал, будто хотел кинуться на незнакомца. Правда, Тим тут же заметил, что пес не скалит зубы и не рычит, то есть ведет себя совсем не так, как собака, готовая напасть. И дрожит он скорее от старости, чем от зло­сти. Пес, наверное, постоянно мерзнет и дни напро­лет не сходит с крыльца, переползая вслед за солн­цем. Тим протянул руку, и Скип позволил почесать себе голову.

— Эту старую зверюгу так донимает артрит, что он почти не двигается. С утра до вечера дрыхнет на солнце.

Тим не слышал, как открылась входная дверь: под­няв голову, он встретил пристальный взгляд Омара Хилльярда из-за дверной сетки.

— Почти как я, — добавил Хилльярд. — Вижу, на­думали вернуться.

— Да. Надеюсь, вы не против. — Тим осторож­но поднялся и встал рядом с собакой. Опираясь на палку, мистер Хилльярд неловко открыл сеточную дверь.

— Просто обойдите Скипа и входите. Он потом вернется на свое нагретое место, правда, на это уй­дет какое-то время.

Тим поднялся еще на одну ступень, и Скип издал то ли стон, то ли вздох. Тим посмотрел вниз на ста­рого пса когда тот наконец развернулся носом к вы­бранному месту, непослушные лапы медленно и не­уклюже понесли тело к солнечному пятну.

— Когда он падает на свое солнышко, выдает изу­мительный звук, — улыбнулся Хилльярд.

Вдвоем они наблюдали, как Скип ковыляет по крыльцу. Дряхлый пес двигался будто нескладный механизм, который собрали, не ознакомившись с инструкцией. Он достиг края небольшого пятна сол­нечного света и рухнул на него всем телом, призем­лившись с глухим стуком и испустив при этом звук неподдельного удовольствия, напоминавший глухое утробное гудение.

— Скип знает в этом толк, — добродушно про­ворчал Хилльярд.

Он вернулся в дом, и Тим вошел в прихожую, ко­торая была похожа на прихожую в доме Филипа, раз­ве что мебель у брата была чище и не такая старая. Тяжело ступая сзади, Хилльярд махнул рукой в сто­рону широкого коричневого кресла, обшитого по­тертым вельветом.

— Вам здесь будет очень удобно. Сам я, когда си­жу в нем, кладу ногу на скамеечку — так вставать проще.

Омар устроился в кресле с высокой спинкой и прислонил палку к подлокотнику.

Две стены комнаты были увешаны рисунками и фотографиями молодых мужчин, преимуществен­но обнаженных. На двух соседних рисунках были изображены юноши в состоянии полового возбуж­дения.

— Я вроде вам не говорил юноша слева — это я, — пояснил Хилльярд. — Сорок шестой год, толь­ко вернулся из армии. Справа — мой любовник Джордж Олендер. Он был художником. Мы с Джорд­жем купили этот дом в пятьдесят пятом, когда лю­ди еще употребляли слово «холостяк». Мы всем го­ворили, что мы соседи по комнате, и никто нас не дергал. Джордж умер в восемьдесят третьем, ровно двадцать лет назад. Нашего верного Санчо эти кар­тинки поначалу слегка ошарашили, но он, видно, ре­шил не думать о них и быстренько пришел в себя.

— Джимбо приходил к вам расспросить о Джо­зефе Калиндаре?

— Ага, как и вы. На самом-то деле он пришел расспросить о доме, но, слово за слово, мы переклю­чились на Джозефа Калиндара. Могу угостить вас ча­ем со льдом — хотите?

— Нет, спасибо.

— Не хотел бы показаться негостеприимным, но у меня совсем нет навыков в этом деле. По вполне понятным причинам мы с Джорджем не пускали в дом соседей, и я следую этой традиции. По правде говоря, у меня и в мыслях нет сбивать с пути истинного посетителей... Потом вот упал неудачно и по­вредил ногу. Но не сдирать же мне со стен все это только потому, что ко мне зашел мальчик Монэгенов?