– Сейчас и я не понимаю, – призналась Александра, застегивая молнию на куртке до самого горла. – Тем более, выяснилось, что пистолет-то был при ней. Она соврала мне, что выбросила его в реку!

Поднимался ветер, из низин за Пиной вставал туман. Через час должно было стемнеть. Наступали последние дни октября – Александра, как и обещала заведующей музеем, вернулась в Пинск на этюды, пригласив с собой и Татьяну. Они остановились у Мирославы с Анелей, чем очень обрадовали обеих. Мирослава наотрез отказалась брать с подруг плату за комнаты, мотивируя это тем, что и так даром перебрала у Александры много денег. «И потом, вы прокатили в Минск мою Анельку! – добавила женщина. – Сколько она об этом мечтала!»

– Именно из этого пистолета была застрелена Зворунская, – вернувшись к своему этюднику, Александра присела на раскладной табурет. – Экспертиза показала, что в нее стреляли дважды, оба раза в спину. Она пыталась убежать от Ольги и Павла. После убийства Ялинского они прятали ее на даче, в отдельно стоявшем доме, в лесу. Дом принадлежал Павлу. Стерегли ее по очереди, потому что Наталья все время пыталась сбежать. Ну и… Одна попытка ей почти удалась.

Не прикасаясь больше ни к кистям, ни к краскам, Александра следила за медленным течением реки, осенью ставшей почти черной. Лиственные леса за ней уже облетели, а ельники стояли на фоне светлого еще неба угрюмой черной стеной. Где-то кричала птица – протяжно, жалобно, тонким сиротским голосом, словно о чем-то умоляя.

– Мирослава-то была права, когда обмолвилась, что Наталья пропала, как в трясину провалилась! – продолжала Александра, накидывая на голову капюшон. Она начинала замерзать, но подруга, увлеченная работой, холода не чувствовала. – Они сбросили ее в болото, которое было совсем недалеко от дома.

– И с этими чудовищами ты общалась! – Татьяна передернула плечами. – Надеюсь, они получат по полной! Павла этого в Беларуси запросто бы расстреляли! Два убийства!

– Но Ялинского, вероятно случайно, по неосторожности застрелила Наталья, – вздохнула Александра. – Она была вне себя из-за того, что он смешал с грязью ее гобелены, и никаких последствий не просчитывала. Ольга, которая тоже присутствовала при этой сцене, вообще не сразу поняла, что происходит. Когда раздался выстрел, женщины оцепенели. Прибежал Павел (он выходил поговорить по телефону) и запаниковал. Он срочно вывел своих двух любовниц из квартиры и увез за город. Вызывать полицию и объясняться никто из них не собирался. Так они все попали в западню. Павел смертельно боялся разбирательства – весь Петербург знал, что он – любовник Ольги. Не знал только Ялинский. Думаю, его вообще больше интересовали дамы с гобеленов…

Она встала и принялась собирать краски. Татьяна с сожалением оставила кисть и тоже начала собираться. Свет уходил, и пейзаж, который они писали, выглядел уже совсем иначе. За лесом уже горел закат – узкая, лилово-алая полоска, еле видимая из-под пелены тяжелых синеватых туч, ползущих с запада. Птица умолкла, и тишина сделалась от этого особенно глубокой. Слышен был только ровный гул ветра в далеком лесу.

– Зворунская прожила на даче почти месяц. Они расправились с нею в конце апреля. Причем Павел пытается подать это, как убийство из ревности: ее-де застрелила Ольга. Может, так оно и было. Ольга обвиняет его. Дескать, боялся, что девушка выдаст их всех. Куда ей было бежать, кроме как в полицию?

– А потом Павел решил найти гобелены, с твоей помощью… – вздохнула Татьяна, вытирая пальцы, испачканные красками, влажной салфеткой. – И Ольга, которая знала их тайну, молчала.

– Она не придавала этим гобеленам никакого значения! А вот в глазах Павла они приобрели огромную ценность. Наталья хотела их продать, и задорого. Она уверяла его, что гобелены находятся в запасниках, и она с большим трудом вынесла их оттуда ненадолго, чтобы показать ему и сразу вернуть. Наталья давно стала для него лишним звеном в цепи. Он думал, что справится без нее. К тому же она могла заговорить в полиции… Так что склоняюсь к версии, что стрелял все же Павел!

– А я думаю, что стреляла Ольга! – Татьяна принялась собирать в пучок растрепавшиеся белокурые волосы. – Это ведь она, по твоим рассказам, распродала после смерти Натальи все коллекции мужа и отдала деньги любовнику. Зачем? Откупиться хотела! Она помчалась в Пинск, убивать тебя, когда ты сказала Павлу по телефону, что ищешь Наталью, что уже обнаружила доказательства того, что та садилась в питерский поезд. Почему она так испугалась, что принялась по мне стрелять? Да потому, что ее совершенно устраивало то, что Наталью никто не ищет. А ты начала искать! Чего ей бояться, если она не убивала? Все, что ты раскопала, ты бы сообщила питерской полиции, ведь так? Этого она и боялась!

Александра, складывая табурет, задумчиво кивнула:

– Верно… Но и Павел тоже боялся. Ведь он не зря пытался меня остановить с того самого момента, как я приехала в Минск. Рассказал, как умер Ялинский. Потом прямо говорил, что поиски бессмысленны. И все же ему безумно хотелось заполучить эти гобелены! Это желание было больше, чем страх разоблачения. Здравый смысл возобладал в самый последний момент, когда я знала уже слишком много, чтобы послушаться его приказа и все бросить. Было поздно.

– Он знает, что гобелены не настоящие?

Александра улыбнулась:

– Он в это не верит.

– Ну еще бы… – протянула Татьяна. – Попасть за решетку из-за старых тряпок со дна бабкиного сундука! А кстати, что касается убийства из ревности…

Она прищурила глаза с загадочным, всезнающим выражением.

– Ты говоришь, Ольга ненавидела Павла и мечтала от него избавиться. Так вот… Такие связи самые прочные. Страсть умирает, любовь проходит, а ненависть живет десятилетиями. А тут еще эта Наталья появилась… Огонь-то и полыхнул из-под пепла!

– Может быть… очень может быть! – согласилась Александра. – Тем более это вероятно, потому что они оказались немного похожи, эти две женщины! Представь, как это их бесило! Заведующая музеем даже умудрилась издали перепутать Ольгу и Наталью… Я видела фотографию несчастной Зворунской. Тот же самый типаж. Павел был верен своему вкусу!

Собравшись, они поднялись от реки, уже сплошь покрывшейся туманом, к дороге на насыпи. До автобусной остановки было недалеко, в Пинск они должны были вернуться еще до темноты.

Подруги шли молча. Татьяна, которую эта поездка хоть немного отвлекла от собственных проблем, вновь поникла, на ее лице появилось горькое озабоченное выражение. Александра не расспрашивала ни о чем, но из кратких фраз, вырывающихся у Татьяны, знала, что у нее с мужем дело идет к разводу и разделу имущества, хотя последних, решительных слов о разрыве никто из супругов еще не произнес.

– Дети растут, дерзить начали… – вздохнула та вдруг. – Знаешь, Саша, я тебе даже завидую, что ты одна.

– Завидовать тут нечему, – спокойно ответила Александра. – Иногда хочется, чтобы тебя любили. Хочется самой кого-то любить. Семьи хочется, настоящего дома, покоя. А вместо этого приходится работать на каких-то проходимцев!