…Я смотрю на руки Анатолия Леопольдовича – большие и очень живые, они не находят себе покоя, пока он говорит: они словно бы размышляют, что бы им еще сделать, пока хозяин разговаривает.

Удивительные у него руки: с их помощью он передвигается, открывает двери, включает электричество или станок, ведет машину, собирает телевизор, создает карманный радиоприемник, держит внука и отлично плавает. А главное, руки делают его свободным от жалости, от сострадания; он с помощью этих рук (не забудем, что они обе прострелены в том бою, который он вел на территории завода «Красный двигатель» в Новороссийске) борется за счастье и делает счастливыми других. Это не риторика!

Когда я спросил, как относятся к нему на работе, он поднял плечи. Я сказал, что имею в виду не начальство, а тех, кто рядом с ним работает. Он извинился, сполз со стула, приблизился к шкафу, достал папку, раскрыл и вынул оттуда газетную вырезку и сказал:

– Посмотрите вот… Конечно, – добавил он, – они уж очень тут… Но вообще-то с теми, кто любит работать, я всегда в дружбе.

…Это был очерк М. Васина, напечатанный в одном из апрельских номеров газеты «Ленинградская правда» за 1965 год. Очерк называется: «Орел продолжает полет». Я прочитал его с интересом, особенно ту часть, где автор очерка приводит мнение об Анатолии Леопольдовиче слесаря и начальника участка завода «Эталон».

Вот что сказал о Голимбиевском слесарь П. Ф. Катков:

«Удивительный это человек. Добрый, отзывчивый, веселый. Сильный. И не только физически. Духом, волей сильный. Никогда не видел его унылым, злым. Или хотя бы больным. И других бодростью заражает».

А эти слова принадлежат начальнику участка завода «Эталон» И. И. Косареву:

«…Преклоняюсь перед ним. Коммунист. Даже надо сказать – Коммунист с большой буквы!»

Уже несколько лет матрос работает инженером лаборатории радиотехнических измерений Всесоюзного научно-исследовательского института метрологии. Очеркист Васин приводит слова директора этого института, профессора В. О. Арутюнова:

«…Когда у меня бывают неудачи или большие трудности и начинают одолевать мрачные мысли, я нередко вспоминаю его. Тогда мне делается стыдно за свое малодушие».

Я кончаю.

Эту маленькую повесть о необыкновенной судьбе человеческой хочется закончить словами Вильяма Блейка:

«Когда ты видишь орла, ты видишь частицу гения. Подыми голову!»

Рассказывая о Голимбиевском, я забежал вперед, и далеко забежал: из мягкого благодатного июня 1968 года, который я проводил под голубым крымским небом в Севастополе, я «махнул» в серый морозный февральский денек, на север, в Ленинград, в… 1970 год!

Я сделал это для того, чтобы полнее рассказать о двух героях моей книги: контр-адмирале Сергее Воркове и старшине 1-й статьи Анатолии Голимбиевском.

Прием этот, в отличие от рек, текущих лишь в одном направлении, обладает свойством возвращения вспять. Я вернулся. Я снова в Севастополе. Стоит чудная погода, царствует июнь 1968 года. На Корниловской набережной и у Приморского бульвара нет свободного местечка – всюду купающиеся и загорающие. Ветераны, гвардейцы эскадренного миноносца «Сообразительный» разъехались по домам.

В гостиницу «Украина», где я живу, входят новые люди, они вносят чемоданы. У администратора, принимающего гостей, громкий говор и артистический смех – приехали две группы кинематографистов. Они экстравагантно одеты. У будущих героев фильмов ослепительно блестят зубы и сверкают на загорелых лицах озорные глаза. У некоторых вьются молоденькие шкиперские бородки.

Но вот кинематографисты уносят чемоданы в номера, и регистратору подают свои паспорта солидные дядьки со множеством орденских планок на груди. Это ветераны, морские пехотинцы, участники двухсотпятидесятидневной обороны Севастополя. У них праздник – юбилей.

На следующий день я встретил их в обществе седого как лунь генерал-лейтенанта, героя обороны Севастополя, бывшего командира 7-й бригады морской пехоты Евгения Жидилова. Вместе с другими частями моряки его бригады в критические дни обороны буквально грудью прикрывали Севастополь. Это было и под Мекензиевыми Горами, и в долине Золотой балки, под горой Гасфорта. Здесь бригада занимала большой фронт – от Федюхиных высот до Сапун-горы.

Генерала я знаю по годам войны, и он увлек меня в Балаклаву, где на Цементном заводе отливается стела – будущий памятник героям 7-й бригады.

В машине вместе с нами едет бывший начальник политотдела бригады, полковник в отставке Александр Митрофанович Ищенко. Некогда грозный и бесстрашный комиссар, не раз бросавшийся в атаку, чтобы увлечь за собой своих орлов, ныне пенсионер в мягкой, плетенной из синтетической соломки шляпе, этакий «голова колгоспу».

После осмотра отливок – а надо сказать, они грандиозны, на стелу расходуется триста шестьдесят тонн цемента – мы, сопровождаемые въедливой пылью, заехали в балаклавский Клуб строителей. В подвальчике клуба, в просторном, но темноватом помещении, мастерская местного скульптора Владимира Суханова, автора проекта памятника, который он сооружает в общественном порядке на средства, пожертвованные участниками обороны Севастополя.

Нам был показан макет. Затем мы посмотрели текст, который будет на стеле. Надпись обыкновенная, указательная:

ВОИНАМ 7-Й БРИГАДЫ МОРСКОЙ ПЕХОТЫ, ПАВШИМ В БОЯХ С ФАШИСТСКИМИ ЗАХВАТЧИКАМИ В 1941–42 ГОДАХ

Я удивился.

– И это все?!

Генерал Жид илов вытащил из бокового кармана лист бумаги и сказал:

– Тут вот есть, – и замялся, осмотрел нас смущенным взглядом, – стихи…

– Стихи! – воскликнул Ищенко. – Это здорово! Давай читай, товарищ генерал!

У генерала Жидилова мягкий, глуховатый голос и добрейшая улыбка. Он улыбнулся и начал читать:

Герой Севастополь – морская твердыня,

Ты Родине службу как прежде несешь.

И каждое имя сраженного сына

В матросской горячей душе бережешь.

Ушли мы в бессмертье, чтоб песни звучали,

Чтоб город-герой горделиво стоял!

Чтоб дети смеялись и внуки рождались

И землю не жег смертоносный металл.

Отважно сражалась морская пехота,

Чтоб матери больше не слепли от слез.

И нет среди нас безымянных героев.

Нам званье дано – черноморский матрос!

– А знаешь… того, – сказал Ищенко, – за сердчишко берет!.. Давай поместим их на стеле. Твои, генерал, стихи-то?

Жидилов смущенно опустил глаза.

…Машина умчала нас в сторону Федюхиных высот, к горе Гасфорта.

Душистая долина Золотой балки вся в зеленых квадратах виноградников, разбитых на местах жесточайших сражений. Эта долина – предместье знаменитой Сапун-горы. Здесь в июне 1942 года 7-я бригада морской пехоты сдерживала превосходящие силы противника. Во время третьего штурма гитлеровцы сбросили в местах предполагаемого прорыва позиций бригады полторы тонны металла на один квадратный метр!