— Если это такая хорошая книга, надеюсь, ты мне ее дашь почитать, — сказала она с сомнением.

— Думаю, следующей ее будет читать Мехер, — произнес доктор, однако он ошибся и вместо имени жены назвал имя матери.

— Разве Мехер тоже здесь? — быстро спросила Промила.

— Нет, я имел в виду Джулию, — виновато произнес

Фарук.

По тому, какой звук издала тетушка, он догадался, о чем она подумала. Промила представила его сексуальную жизнь убогой и скучной, ему нет еще и сорока, а он уже путает свою мать с женой! Дарувалла стыдился и сердился одновременно. То, что вначале опечалило его в романе Джеймса Солтера, потом его привлекло. Он почувствовал желание, возбуждение, но не такое, как от порнографии. Чтение оказалось таким изысканным и эротичным, что он захотел поделиться им с Джулией. Как легко и прекрасно этот роман заставил его почувствовать себя опять молодым.

Но тут явились Промила и Рахул, эти сексуально извращенные существа, и испортили ему настроение. Неестественные, испорченные, они бросили тень на то, что показалось ему естественно сексуальным. Фарук подумал, ему следует предупредить Джулию, что Промила и ее племянник с женскими грудями рыскают по окрестностям. И своим несовершеннолетним дочерям они должны объяснить, что с Рахулом не все в порядке. Не говоря уже о Джоне Д. Доктору очень не понравилось желание Рахула самому «определить» Джона в толпе.

Промила несомненно поделилась со своим племянником-педиком соображениями о том, что их Джон слишком прекрасен для сына Дэнни Миллса. Не пошел ли Рахул искать Джона из-за того, что этот транссексуал надеялся найти в милом мальчике нечто педерастическое от Невила Идена.

Тетушка отвернулась от гамака, будто обозревала окрестный пляж в поисках «изысканного» Рахула, и Фарук воспользовался возможностью, чтобы взглянуть на тыльную часть ее шеи. Он тут же пожалел об этом, поскольку из бледных морщин на него смотрел шишкообразный нарост с характерными признаками меланомы. Фарук подумал, что вряд ли сможет посоветовать Промиле обратиться к врачу. Опухоли не входили в компетенцию ортопеда, кроме того, он помнил, как зло откликнулась тетушка на диагноз старого Ловджи относительно вполне нормального состояния волосяного покрова Рахула. Не поспешил ли с диагнозом отец? Вероятно, отсутствие волос и являлось ранним симптомом, показывающим, что у Рахула что-то неладное с половой системой.

К чему же тогда относился странный и необъяснимый вопрос относительно доктора Тата? Фарук с усилием вспомнил, что в день, когда Промила и Рахул подвезли старого дурака в дом семьи Дарувалла, шел разговор о том, зачем тетушка и племянник встречались с этим гинекологом. Мало вероятно, чтобы в «лучшую и известнейшую клинику по гинекологии и проблемам материнства» обращалась Промила. Эта женщина никогда не стала бы рисковать своими драгоценными органами, обращаясь к врачу, по общему мнению, хуже среднего уровня. Тогда Ловджи предположил, что пациентом доктора Тата мог оказаться Рахул.

— Это что-то, связанное с проблемой отсутствия волос, — так сказал старший Дарувалла.

Теперь гинеколог Тата уже отошел в мир иной. В соответствии с традициями прежних времен, его сын, работавший акушером-гинекологом, убрал из названия клиники слова «лучшая и известнейшая». Однако сам он от этого не стал талантливее. Согласно тому же общему мнению, сын пошел в отца. В медицинских кругах Бомбея его часто называли или «Тата-второй», или «Тата номер два». Тем не менее, он мог сохранить записи отца. Фаруку было интересно получить более подробные сведения об отсутствии волос у Рахула.

Доктора занимало то, насколько единодушными оказались тетушка и племянник в вопросе о необходимости изменения пола у Рахула и почему они обратились к хирургу-гинекологу. Вы никогда не пойдете к врачу, специализирующемуся по тем органам, которые вы хотите иметь. Скорее вы остановите выбор на том, кто знает толк в органах, которые у вас уже имеются!

В таком случае Рахулу понадобился бы хирург-уролог. Но никакой ответственно относящийся к своим обязанностям врач не согласился бы по первому требованию пациента делать ему комплексную операцию по изменению пола — здесь, несомненно, возникла бы нужда в психиатре, в его оценке возможных отклонений в сознании пациента.

В Индии закон вообще запрещает подобные операции, хотя это не мешает хиджрам кастрировать себя. Кастовая обязанность хиджры состоит в ликвидации мужских половых признаков у себе подобного человека. Рахулу явно не грозило бремя выполнения этого «долга». Выбор пола у племянника мотивировался какими-то другими соображениями. Он не хотел вступать в клан всеми отвергаемых евнухов-трансвеститов «третьего пола», но планировал переменить половые признаки «до конца». Дарувалла допускал, что Рахул хотел стать настоящей женщиной.

— Вероятно, молодой Сидхва порекомендовал тебе отель «Бардез», — холодно обронила Промила, заставив его тут же вспомнить источник информации. Этот молодой человек поразил Фарука извращенностью своих интересов, однако по поводу отеля «Бардез» Сидхва говорил с энтузиазмом и долго.

— Да, это — Сидхва, — подтвердил доктор.

Промила уставилась вниз на Фарука, все еще лежащего в гамаке. Чем-то ее взгляд напоминал холодные глаза рептилии. В них не было даже намека на жалость. В них просматривалась лишь заинтересованность ящерицы, увидевшей муху.

— Я ему сказала, что «Бардез» — это мой отель, куда я приезжаю много лет, — словно припечатала Промила.

Фарук подумал, какой страшный выбор он сделал. Но тетушка уже не обращала на него внимания. По крайней мере, на сегодня он перестал для нее существовать и она уходила прочь, не обременяя себя и намеком на церемонию, которая хотя бы отдаленно напоминала обычную вежливость. Когда хотела, она демонстрировала хорошие манеры и щепетильно относилась ко всем требованиям этикета.

Доктор вздохнул. Джулии предстоит услышать от него плохую новость — два отвратительнейших члена клуба Дакуорт появились в их отеле, обещавшем им хороший отдых. Хорошая новость была связана с романом Джеймса Солтера «Спорт и приятное времяпрепровождение». Фаруку исполнилось 39 лет, но никакая книга за последние годы в такой степени не завладела его умом и чувствами.

Дарувалла захотел свою жену. Это случилось внезапно, чувство оказалось тревожащим и бесстыдным — так к Джулии он никогда не относился. Фарук поразился силе прозы Солтера, которая одновременно доставляла ему эстетическое наслаждение и вызывала у него подъем чувств, гораздо больший, чем просто эрекция. Он пробудил в Фаруке все чувства.

На пляже у него были особые отношения с песком. В полдень он так жег ступни, что не хотелось снимать сандалии. Теперь доктор спокойно шел по пляжу босиком, и песок казался ему идеальным. Сейчас он вспомнил о том, что не раз мечтал встать утром так рано, чтобы ощутить самое холодное прикосновение песка к ступням ног. Душу Фарука, безусловно, взволновал второй медовый месяц, и он решил написать письмо Джеймсу Солтеру.

Всю оставшуюся жизнь доктор будет корить себя за то, что так и не написал то письмо. Однако в июне 1969 года на пляже в Гоа на краткий миг Фарук почувствовал себя новым человеком. Ему оставалось прожить всего один день до встречи с незнакомкой, чей голос из автоответчика и через двадцать лет наполнил его ужасом.