— Восемнадцать, — солгала она, не зная, правильно ли произнесла это слово.

— Восемнадцать? — с сомнением повторил он. — А выглядишь моложе.

— Я знаю, — призналась Дорте и посмотрела на свои руки.

— И ты готова лечь со мной, пятидесятилетним мужиком, — сказал он, как будто все еще не веря этому. У него была красноватая шея. Рыжие волосы вились над ушами.

— Да. Ты платить, — оправдалась она, обеими руками прижимая к себе сумочку. Все это было непохоже на то, к чему она привыкла. Дорте лихорадочно пыталась представить себе, что бы сделала Лара на ее месте.

— Я в душ? — спросила она наконец.

— Если тебе нужно, пожалуйста, но мне это все равно.

— Может быть… потом?

— Да, разумеется. — Он кашлянул. Наступило молчание.

— Я снять платье? — тихонько спросила она.

— Если хочешь. — Он опять громко кашлянул и вылил себе остаток пива.

— Ты платить, — прошептала она.

Он наклонился, чтобы заглянуть ей в глаза. Она не могла этого избежать. Ресницы у него были густые и ярко–рыжие. На правом глазу на белке лопнул сосудик. Но, очевидно, он этого не чувствовал.

— Ладно… Забудь! — прошептал он, словно уже раскаивался в этой затее.

— Я ходить? — спросила она.

— Нет, — быстро сказал он и вытянул ноги еще дальше, словно хотел помешать ей уйти.

Его руки доставали до ее стороны стола. Щеки у него были немного впалые. Уши слегка оттопырены. Видно, его мать не так следила за этим, как ее. И неаккуратно прятала зимой его уши под шапку. Тут бы Лара непременно улыбнулась. Но все было иначе, чем в той комнате. Этот мужчина вел себя так, словно был обычным человеком.

— Очень приятно, что ты составила мне компанию, — выжидательно сказал он. И повторил: — Мне приятно!

— Спасибо, — сказала она и хотела опять напомнить ему, что он ей заплатил, но удержалась.

— Может, ты здесь переночуешь? — Он кивнул на кровать.

Сначала она обрадовалась, что поняла всю фразу, потом вспомнила, сколько в ночи часов, и отрицательно покачала головой.

— Где ты живешь? — спросил он.

Она сделала вид, что не поняла вопроса, и он не стал повторять. Только встал и поднял ее со стула. Потом снял с нее куртку, затем топик. Он рассматривал ее частица за частицей, словно не был уверен, что делает все как надо. На это ушло много времени. Поняв, что он все–таки решился, она наклонилась, чтобы достать из сумочки презерватив. Достав, протянула ему, но он отрицательно покачал головой и отвернулся. Дорте быстро подумала, что все будет хорошо и без презерватива. Этот мужчина вряд ли чем–то болен.

Выйдя из ванной, где она воспользовалась кремом–смазкой, Дорте сложила колготки, трусики и сумочку на стул, сняла юбку и легла на кровать. Он погасил свет и начал раздеваться. На фоне приоткрытого окна он выглядел темной тенью. Странный соленый запах проникал в комнату На окнах висели две пары занавесок. Одни — мрачные, желто–коричневые, другие — белые, прозрачные, похожие на подвенечную фату. Он лег к ней спиной и все–таки попытался надеть презерватив. Дорте не была уверена, что это у него получилось. Тем не менее она раздвинула ноги, чтобы он мог сразу, как повернется, овладеть ею. Тогда все скорее кончится. Но он продолжал лежать на спине, положив руки на грудь, и тяжело дышал. Может быть, он был как тот старик? Она положила руку на его член и пощупала его. Осторожно. Презерватива на нем не было, и когда член вырос у нее под пальцами, мужчина вздохнул с облегчением. Наверное, обрадовался.

От него пахло стиральным порошком и спертым воздухом, она приподняла к нему низ живота, чтобы ему было приятнее. Прижавшись губами к ее шее, он, всхлипнув, вошел в нее. Без привычных грубых толчков, он только ритмично покачивался, совершенно спокойно. Словно настроился продолжать так всю ночь. Но вдруг он заторопился, будто испугался, что она встанет до того, как он кончит. Несколько дрожащих толчков, и все. Он лежал на ней, тяжелый и неподвижный, может быть, он спал.

Она не успела подумать о том, что его голая, горячая кожа была слишком близко, как он скатился с нее. Робко повернулся к ней, зажег лампу у кровати и захотел увидеть ее глаза. Она с отчаянием уставилась в одну точку на его лбу. Красном, с капельками пота между бровями.

Потом он откинулся на спину и начал говорить. Голос его прерывался. Но она поняла, что он счастлив… да, он благодарил ее, словно она легла с ним совершенно бесплатно. Один раз она чуть не напомнила ему, что он заплатил ей, было похоже, что он об этом забыл. Вместо того она попыталась улыбнуться ему. Все было так странно. Она никогда им не улыбалась.

Он стал целовать ей грудь, обнял ее. Начал укачивать. Целовал ей плечи. Он был так близко, и все–таки она не отстранилась. Ведь он это делал от радости.

Но нужно было вставать. Она взяла свою сумочку, одежду и ушла в ванную. Из нее текло, но ей не было так омерзительно, как всегда. Сегодня она снова начала принимать таблетки. Взяв его полотенце, она подмылась. С душем можно было подождать, пока она вернется домой. Когда она вышла из ванной, он был уже одет, в рубашке и брюках.

— Тебе можно позвонить? — спросил он, обнимая ее.

Она отрицательно покачала головой и надела куртку.

— А можно увидеть тебя снова? Увидеть тебя снова? — повторил он.

— Когда? — спросила она.

Он подошел к письменному столу, открыл записную книжку, все время приглаживая непослушные волосы.

— Сейчас посмотрим… Тридцать первого мая, в шесть часов внизу в баре? — Он смотрел на нее почти с мольбой. Когда она кивнула, его лицо расплылось в улыбке, и он быстро написал число и часы на бланке отеля. Она взяла бумажку, сунула в карман и вежливо сказала:

— До свидания.

Идя по коридору, она подумала, что раньше никогда не говорила «До свидания» своим клиентам.

Случалось, Дорте просыпалась ночью, и ей казалось, что кто–то вошел в квартиру, чтобы забрать ее. Но всегда это был сон или шум, доносившийся с улицы. Днем бывали минуты, когда ей удавалось убедить себя, что все в порядке. Она репетировала, что скажет, если встретит кого–нибудь на лестнице и у нее спросят, кто она: «Лара в отпуске. Я Анна, сняла у нее квартиру». Она уговаривала себя не бояться и помнить, что надо пожать руку. А если станут и дальше задавать ей вопросы, она улыбнется и сделает вид, что не понимает. Прежде всего, она должна быть приветливой и постараться, чтобы не подумали, будто она что–то скрывает.

Шло время, на улице становилось теплее, и ей все больше хотелось посидеть на балконе, но она осмеливалась только пристроиться в дверях, так, чтобы ее не было видно снизу. Погибшие прошлогодние цветы она выкинула. Мешки с вещами, которые они привезли из квартиры Тома, разобрала. Все, что Лара взяла из той комнаты, кроме крема–смазки, Дорте выбросила.