Активировались, значит. И это понятно, Авур капитану команды имперских смертников дал неделю на вербовку Дао-дво. Время вышло, вот они и спешат. К тому же, после моих выходных во дворце, у королевской семьи могли появиться многочисленне вопросы. Напрямую задать не посмеют, академия закрытое учреждение, а вот повторно перепроверить информацию опытным путем — вполне.

Я кривовато улыбнулась теневой, просипела: "Что ж, симпатяшка, договорились", — и шагнула к многоликому.

— Сумеречная, стой! — вновь подал голос рассерженный рыжий. — Не подходи…

— Не снимай перчатки!

— Не трогай! А-а-а… — Он значительно побелел в лице, когда я коснулась раздробленной щиколотки.

— Твою ж, убери руку… — захрипел, дернув ногой, и застонал сквозь зубы от самолично вызванной болезненной волны.

— Не дергайся, — посоветовала я, а в ответ услышала…

— Убери руку, иначе я забуду о своем правиле!

— О каком, позволь узнать?

— Не бить женщин… — прохрипел он, зажмурившись. И вспомнилось мне, сколько раз эта благородная сволочь проявлял грубость по отношению ко мне, как за шею держал, как обещал отхлестать. Хладнокровно и мстительно подняла руку выше перелома, значительно надавливая. — Таррах! Намина… — взвыл он, но не ударил.

— Ух, ты даже имя мое вспомнил. Какая радость, — съехидничала я, продолжая исцелять менее щадящими методами. — А как насчет того, чтобы извиниться?

— С чего вдруг? — выплюнул Гер и закашлялся. — Ты мне пожизненно обязана!

— А ну да, ну да. — Пальцами скользнула по его бедру и свободной ладонью накрыла менее травмированную руку многоликого, как то совсем не хотелось получить по лицу в ходе дальнейшего его исцеления.

— Чт-то т-ты делаешь? — сдавленный шепот и почти угроза, когда он замечает наложенное мной черное плетение. — Су-сумеречная, сними его. Сними немедленно, иначе пожалеешь…

Хотелось сказать, что я в любом случае пожалею, но тратить время на пустые слова не рискнула, поцелуем припала к его лбу.

— Ку-ку-ка, убери ей-о-о-о-о… — его тихий рык, быстро перешел в стон, а затем и вовсе затих.

И все-таки независимо от моей предосторожности после прочтения простой формулы восстановления его выгнуло дугой, как простого смертного. Всего лишь на доли секунд, но столь сильно, что сама я испугалась.

— Гер? — стремительно натянув перчатки на руки, позвала его. — Герберт, ты как? Ау…

— Живой он. — Теневая уже сидела на груди многоликого, любовно прикасаясь лапами к мощной шее и плечам. — Просто без сознания-я.

— Паршиво, — прокомментировала я, оттянув веко бывшего болезного.

— Как раз наоборот, — заявила лопоухая нежить и подмигнула. — Когда нам й-явитьсь-ся на обед?

Об условии стребованном с меня в момент молений на стеллаже в библиотеке, я вспомнила сразу, но не поняла значения слова "нам".

Раньше, решила бы, что она говорит о Гирби, а вот теперь…

— А ты придешь не одна? С другом?

— С хозь-зяином!

С рыжим?!

Вот это подстава. Да я же, как представлю, что готовить буду для него, так неосознанно потянусь к отраве или к кислоте. А в краткие мгновения до начала их действия я в него вилку воткну или нож, раз так десять. Или… Нет! Кастрюлю на голову надену и половником по ней постучу! А еще кипятком оболью, и солью посыплю место ожога.

И с каждым мгновением эта идея становилась все привлекательнее и привлекательнее. Но затем я вспомнила, как он только что сдерживал собственный гнев и крик и отмахнулась.

— Плохая идея. Мы просто поубиваем друг друга.

— Тогда поцелуй! — Какая малость, даже удивительно. Я наклонилась к лопоухой нежити с улыбкой, а она вдруг, ухом прикрывшись, добавляет смущенно: — Хозь-зяина поцелуй.

— Этого? — не веря в такой поворот, пальцем ткнула в метаморфа.

— Дя. Й-я с тебь-бя в любом случае обед стребую, а вот он врь-ряд ли. Жалко. — В моей голове пронеслось заковыристое ругательство принца. А эта, зараза теневая, уже корректирует просьбу: — Только не как покойника, а в губы.

— А смысл есть?

— Есть! — шепчет довольная. — И это… скорее, а то проснется.

— Твою ж мать! — не сдержала я восклицания, потому что видеть его в сознании повторно и в ближайший час, мне не хотелось совсем.

— Не ругайсь-ся, а выбирай, либо две секунды мучений здесь и сейчас, либо два часа завтра за обедом…

Сказав это, она исчезла.

А я по глупости согласилась на меньшее из зол, ведь Гер скован моим плетением, частично обессилен. А даже если и проснется на краткий миг раньше, то непроницаемая дымка, наброшенная на него, скроет и меня и мою глупость.

Вот наивная, совсем забыла о его реакциях разведчика, об их уровне и привычке Гера реагировать на скромные поползновения.

Едва я коснулась горячих твердых губ, еще не совсем в поцелуе, а скорее в момент приближения, как оказалась лежащей поверх метаморфа и крепко прижимаемой к его груди. И даже более, одна его рука тут же схватила меня за косу, надавливая на затылок, вторая перехватила поперек поясницы, уверенно расположившись наглой пятерней там, где заканчивается китель.

— Так-так, а вот и наш даритель, — произнес в мои губы Гер. Я дернулась, но он лишь надавил сильнее и прищурился, стараясь сквозь дымку разглядеть мое лицо. — А ты, не только худышка с богатой фантазией, но еще и скромница.

Сжав зубы и губы, дернулась, чтобы освободиться, а он, как сволочь редкостная, произнес мою коронную присказку:

— Поздно-поздно, малыш, раньше прятаться нужно было.

Узнал!

И от накатившего ужаса, я не то чтобы замерла, застыла покрываясь морозным узором изнутри.

— И мерзлячка, — неправильно понял мою дрожь Дао-дво, бровь вскинул и вопросил с хрипотцой: — Или это от нетерпения?

Ага! Убить тебя хочу, сил нет!

Я постаралась медленно освободить руки, зажатые меж наших тел.

— Нетерпение, возбуждение, вожделение, — продолжил он выбирать наилучшее из определений и, почувствовав мое движение, насмешливо поинтересовался: — Так это да? Учти, молчание символизирует положительность ответа.

Нет! Треклятый извращенец…

Чуть не возмутилась вслух, но вовремя язык прикусила. Рыжий не назвал меня по имени, не уличил во всех грехах, а значит не все потеряно. И только-только во мне возродилась надежда на скорое освобождение, как этот бабник заявил, что ласки он любит более грубые. В мыслях тут же всплыло его обещание отхлестать в исключительно новой трактовке. Меня от омерзения передернуло всю, руки сжались в кулаки, даже сквозь перчатки оцарапав лежащего снизу.