Концепция экономической и культурной ценности снова в игре, когда мы рассматриваем спрос и предложение культурных товаров и услуг в контексте отрасли. Для экономистов разделение производственной деятельности по отраслям – естественный аналитический прием; не экономисту такая процедура может показаться намекающей на коммодификацию культуры и подчинение художественных усилий требованиям рынка. В отношении последнего пункта можно возразить, что классификация искусства или другой культурной деятельности в качестве индустрии – это не идеология, просто концепция отраслевой экономики предлагает удобный способ репрезентации некоторых видов деятельности как имеющих безусловное экономическое содержание.

Вопрос о ценности снова оказывается важным при рассмотрении природы культурных индустрий. Защитники искусства поддаются соблазну блестящей статистики, показывающей вклад искусства и культурного сектора в стоимость продукции, доходы, занятость, доходы от экспорта и т. д. Искусство рассматривается в качестве динамичной экономической силы в ряде областей, включая возрождение городов, региональное развитие, создание рабочих мест, туризм и торговлю, и это зачастую выдвигается как достаточное основание для его дальнейшего существования. Не приходится сомневаться в огромной экономической важности культурных индустрий в большинстве развитых стран, и существуют бесчисленные примеры положительного вклада искусства и культуры в экономические факторы в целом ряде экономических, социальных и политических контекстов. Но также важно помнить, что культурные товары и услуги – продукты, порождаемые культурными индустриями, – отличаются от других товаров и услуг в силу того, что они создают как культурную, так и экономическую ценность, и что культурная ценность сама по себе важна для общества. Стратегия развития общества, делающая упор на создание культурными индустриями исключительно экономической ценности, рассказывает только половину истории.

Эти размышления приводят прямиком на политическую арену. В последнее время всячески подчеркивалась роль культурной политики в упрощении и поддержке вклада культурного сектора в экономику. Этот акцент, несомненно, был полезен для того, чтобы убедить упрямых министров финансов и других экономически ориентированных политиков и чиновников принимать культуру всерьез. Но внимание к общим целям общества позволяет увидеть, что культурная политика в равной мере отвечает и за утверждение значения культурной ценности. Тем не менее миру, который по-прежнему руководствуется в вопросах политики экономической повесткой, до сих пор далеко до принятия культурной ценности в качестве мотивирующей силы политических решений. Неслучайно, например, вопросы, связанные с культурными благами в международной торговле, называются культурным «исключением» с негативными экономическими коннотациями, которые подразумевает это слово. Мы уже указывали, что если бы культурная ценность культурных товаров более открыто принималась в расчет в торговых переговорах, то ситуация описывалась бы в более позитивных категориях, скажем, культурного «признания», а не исключения; таким образом, поколения культурной ценности будут признаны и включены в общие расчеты затрат и прибылей.

Наконец, мы возвращается к более широкой концепции культуры как системы общих ценностей, убеждений, традиций и образа совместной жизни. Экономисты обращали мало внимания на роль культуры в экономическом развитии, как в случае процесса роста в развивающемся мире, так и в случае ее более прямого влияния на экономические результаты в промышленно развитых экономиках. В последние годы возник большой интерес к идее того, что культура не только играет далеко не периферийную роль в экономическом развитии, но фактически занимает центральное и неотделимое от процесса развития место, создавая одновременно контекст, внутри которого происходит экономический прогресс, и сам объект развития, когда он рассматривается с точки зрения индивидуальных нужд.

В связи с этими проблемами снова встает вопрос об устойчивости. Модель устойчивого развития с учетом фактора культуры, фактическая реконцептуализация всего процесса развития с учетом всего спектра экономических, социальных, культурных и экологических проблем, закладывает фундамент для новой парадигмы развития, сосредоточенной на людях и признающей целостность их материальных и нематериальных нужд. Отсылка к принципам устойчивости в построении такой парадигмы обеспечивает, среди прочего, включение ключевых требований межпоколенческой и внутрипоколенческой справедливости. Есть положительные признаки того, что наметился сдвиг парадигмы именно в этом направлении.

Все эти соображения, вводящие экономику и культуру и экономические и культурные системы в общую концептуальную рамку, подчеркивая их взаимодополняемость и взаимозависимость, дают четкое представление о нашем общем подходе к двум этим на первый взгляд столь различным областям. Мы постоянно подчеркивали исключительную важность понятия ценности как общего элемента в этих двух дискурсах и постарались показать, как признание различных видов ценности может обогатить наше понимание и отточить наш аналитический подход к важным вопросам в современном мире.

В этой книге поднимались вопросы, касающиеся современной экономической науки. Нет сомнений, что наше понимание экономического поведения индивидуальных агентов и совокупного поведения экономических систем сделало гигантский шаг вперед в связи с подъемом неоклассической экономики в XX в. И все же многое остается без объяснений. Хуже того, наше экономическое понимание не перешло в способность предсказывать экономические результаты или управлять экономической жизнью с большей степенью определенности или надежности. И все же многие экономисты до сих пор убеждены в том, что экономика действительно способна объяснить любого рода поведение, если только точнее разработать модель. Более того, профессиональные экономисты были склонны верить своей собственной риторике, согласно которой их дисциплина свободна от ценности; в результате они были не готовы или не в состоянии допустить, что их собственная эксплицитная или имплицитная система ценностей обусловливает их видение мира и представления о том, как можно его улучшить. В мире растущего неравенства и экономической несправедливости, похоже, потребуется более открытый и ориентированный на человека подход к экономике. Такое предположение может, конечно, выдвигаться в контексте экономического развития третьего мира. Это в равной степени верно в отношении той части мира, которая сейчас живет в беспрецедентном материальном достатке; все более очевидно, что привычный экономический успех сам по себе не приносит ничем не омраченного человеческого счастья. Если наука экономика хочет адекватно реагировать на современные условия, то необходимо расширение мышления экономистов – признание значимости всех аспектов культуры во всех человеческих делах, исследование последствий связей между экономикой и культурой, между экономическими и культурными системами.

На более широкой мировой арене, где разыгрываются региональные, национальные и международные драмы, экономика и культура могут рассматриваться как две фундаментальные движущие силы, формирующие человеческое поведение. Желание контролировать материальные ресурсы, в особенности со стороны тех, кто уже и так достаточно состоятелен, кажется совершенно непреодолимым, и оно управляет большей частью того, что мы рассматриваем как экономическую деятельность. В то же время нематериальные импульсы – потребность в идентичности, принадлежности, творческом самовыражении, связях с другими людьми, т. е. все то, что мы можем обобщить в понятии «культура человека», оказывают глубокое влияние на то, как мы воспринимаем мир, как интерпретируем наше в нем место и как себя ведем.