Эти соображения предполагают некоторые важные следствия для развития политики во всех специфических областях, которые мы рассматривали (развитие, культурное наследие, торговля и т. д.). В области искусства, в которой экономическая и культурная ценность соперничают друг с другом, возможно, гораздо жестче, чем где-либо еще, необходима консолидация политики вокруг ключевой роли искусства в формировании культурной ценности. Те, кто занимается разработкой политики, должны осознать, что экономические ограничения сдерживают создание культурной ценности, и направить свои усилия на ослабление этих ограничений, по-новому используя имеющиеся в их распоряжении инструменты и находя новые формы сотрудничества с другими бенефициарами. Это, в свою очередь, говорит о необходимости переключить внимание политики с потенциальной доходности искусства как такового на те сферы, в которых творческая культурная деятельность обеспечивает более широкие возможности для создания экономического вознаграждения, т. е. на политику в области занятости, политику регионального и городского развития, промышленную политику, затрагивающую искусство и культурные индустрии, туризм и т. д. Но даже в этом случае легитимность создания культурной ценности в этих областях еще ждет своего признания. Составная объективная функция, основными аспектами которой являются экономическая и культурная ценность, по-прежнему остается адекватным средством выражения целей политики.

Произведения искусства и научные исследования определяются тем историческим моментом, в который они создаются. Например, авторы XIX в., доблестно сражавшиеся с проблемами экономики и культуры, – Карлейль, Кольридж, Дж. С. Милль, Мэтью Арнольд, Рёскин и многие другие, кто занимался материальными обстоятельствами и культурными проявлениями человеческого существования, – неизбежно испытывали влияние современного им общества с его ценностями и проблемами.

Подобное наблюдение сегодня не менее верно, чем 100 или 200 лет назад. Таким образом, приступая к изучению отношений между экономикой и культурой в начале XXI в., исследуя пропасти, разделяющие эти две области, и мосты, которые можно перекинуть между ними, мы не можем выйти за неизбежные рамки исторического контекста, описывающего состояние современного нам мира. А это мир, в котором экономика и культура претерпели глубокие изменения как интеллектуальные дисциплины и как системы организации общества; они выглядят сегодня совершенно по-другому в сравнении с тем, как это было 100 или даже 10 лет назад.

Оба дискурса подвергались активной радикальной критике изнутри. Экономика более или менее отвергла эту критику, отчасти потому что экономисты смогли охарактеризовать эту атаку как идеологически направленную слева и тем самым не заслуживающую серьезного внимания со стороны в целом консервативной профессии. Изучение культуры, с другой стороны, значительно изменило взгляды, несмотря на упорное отстаивание традиционных позиций в некоторых кругах.

Что касается экономики как системы мысли, то здесь кажущаяся универсальность экономической модели индивидуального поведения и трансакционных отношений, порождаемых подобным поведением, выдвинула экономику в самый центр социальных наук. Парадигма рационального индивида, стремящегося максимизировать полезность, представляется настолько исчерпывающей в отношении человеческих мотиваций и действий, что лишь немногие явления под нее не подпадают. Точно так же и репрезентация взаимодействий людей, которую создает модель рынков с добровольным обменом, дает нам (по крайней мере, в нормативных категориях) настолько доскональную картину функционирования макроорганизации общества, что, как кажется, больше ничего и не требуется. Неудивительно тогда, что экономическая парадигма оказала доминирующее влияние на ход национальных и международных дел в современном мире или что экономисты сыграли столь выдающуюся роль в закладке фундамента государственной политики.

В сфере культуры, с другой стороны, такого единства целей не наблюдалось. Как мы отмечали выше, научное изучение культуры и культурных процессов подвергалось радикальным влияниям разных направлений в социологии, философии, лингвистике и других дисциплинах, и культурология как дисциплина, если она таковой является, сегодня выглядит фрагментированной и спорной областью. В разных областях интеллектуальных усилий, посвященных в той или иной форме культуре, представлен широчайший диапазон интересов и подходов. На одном полюсе – историки искусства, те, кто занят сохранением памятников, теоретики. Они продолжают длинную почтенную традицию анализа культуры и искусства как замкнутых и самореферентных явлений, фундаментально важных для человеческого существования. На другом – исследователи массовой культуры, которые отходят от навязанных определений, применяя более гибкие концепции. В частности, они рассматривают культурные отношения как включающие применение власти, когда социальный класс и контроль над экономическими ресурсами являются важными определяющими факторами того, как ведется игра и кто выигрывает или проигрывает.

Это все, что касается современных условий экономики и культуры как интеллектуальных дискурсов. Что можно сказать тогда о состоянии большого мира, в котором сегодня существуют культурная и экономическая жизнь? В так называемом реальном мире настоящий момент в экономике и культуре можно описать одним-единственным словом: глобализация. Независимо от того, является ли этот феномен процессом, уже установленным фактом или состоянием, к которому нас ведет современность, его симптомы достаточно очевидны. Рассмотрим те проблемы, которые глобализация ставит перед экономикой и культурой.

С точки зрения экономики глобализация может рассматриваться как процесс, осуществляемый благодаря науке и технологии в рамках экономической догмы. Так называемая информационная революция, ускорившая и упростившая переработку данных и сообщение между странами, трансформировала организацию производства, позволив ввести в производство фактически любого вида товара в экономике новые, гораздо более продуктивные процессы, что возымело значительные последствия для структуры промышленности, перегруппировки труда и капитала и изменения характера труда. В то же время доминирующая экономическая парадигма, а также политическая и институциональная организация, позволяющая ее применять, с неизбежностью привели к устранению препятствий на пути свободного потока ресурсов, в особенности капитала, и утвердили превосходство рыночных процессов как способа ценообразования и распределения ресурсов в большей части глобальной экономики. Хотя эпитафии по случаю заката национальных государств как эффективной политической силы, без сомнения, преждевременны, факт остается фактом: «мир без границ» в категориях экономики становится все ближе к реальности[206].