Бени толкает тележку и идет за белой рубашкой, как никогда и ни за кем еще не шла, и не удивляется этому. Она идет, как заколдованные дети из немецкой сказки шли за флейтистом, который вел их к смерти. Она отдает себе отчет, что готова идти за этим незнакомцем через весь город, через деревни, тростниковые поля и дальше, пока последняя волна не смоет их. Бени даже не идет, а летит, она едва касается земли, как в балете Петипа в сопровождении хора ангелов. И вдруг ее охватывает непреодолимое желание снова увидеть лицо человека, который, не оборачиваясь, так уверенно влечет ее за собой. Она хочет увидеть это лицо. Она хочет увидеть его глаза и его рот, который уже не помнит. Он уже почти у дверей, но по дороге толпа разъединяет их, Бени боится, что потеряет его, что он внезапно исчезнет, а она не перенесет этого, и, обезумев, она кричит «Подождите! Мне надо купить хлеба!» Хлеб ей совершенно не нужен, но она ухватилась за первый попавшийся предлог, навеянный хлебным прилавком у дверей «Присуника».

Парень тут же остановился и подошел к ней. И тут Бени видит то, что она хотела увидеть: его глаза, она сразу заметила, что один зеленоватый, а другой голубой, открытую улыбку, ослепительно белые зубы и маленький шрам на щеке.

Эти глаза, эта улыбка и запах хлеба стерли зловещий образ флейтиста. Бени возвращается в реальность, указывает продавщице на батон, но парень еще раз вмешивается.

— Не этот, — поправляет он. — Домашний хлеб вкуснее.

Бени соглашается. Она покупает пять маленьких круглых булочек. Он прав. Маврикийские булочки лучше, чем местное подобие французского хлеба, у которого слишком мягкий и тяжелый мякиш. Она забыла об этом.

Но кто же он, этот турист (ни малейшего маврикийского акцента), который, похоже, лучше нее знает, что хорошо на ее родине? Кто он такой, кого четверть часа назад она вообще не знала и кто сейчас по-хозяйски несет продукты, как молодой муж сопровождающий жену за рождественскими покупками, и дает ей советы относительно хлеба, как будто собирается разделить его с ней? Самое странное, что на возникающие вопросы она даже не хотела искать ответы. Он здесь, и это хорошо.

Вот неприятность… Лора Маньер, она только что возникла неизвестно откуда и надвигается на нее, как злой персонаж трагедии Шекспира. Лора Маньер со своими слюнявыми губами, большим острым носом и жидкими волосами, которые она постоянно прихватывает темными очками в качестве ободка. Правая рука висит на повязке под прямым углом. Лора Маньер (семейство Маньер из Риш-ан-О, папа — владелец сахарного завода, мама — базальт, очень крепкая спина, как сказала бы Лоренсия), Лора Маньер — девушка за тридцать. Среди братьев и сестер она единственная, кто не состоит в браке, и это так заботит ее, что она на задних лапках подпрыгивает перед каждым, кто носит брюки, пытаясь сделать его мужем. Ее родители, в особенности мать, кричат на весь свет о размере приданого, которое из года в год увеличивается, ее таскают с балов на охоту, с ужинов на танцульки, в надежде избавиться наконец от содержания этой доченьки. Не помогает ничего, от нее все бегут, стоит ей появиться где-то; в клубе Гран-Бэ, на вечеринках и даже на каждом балу Додо она подпирает стену, несмотря на дорогие французские платья, которые покупают ей по этому случаю. Маньеры закрывают глаза на тайные походы Лоры в Средиземноморский клуб, где, как рассказывают, она ведет себя не-слы-хан-но. Но и там она остается ни с чем, и это просто невероятно, если учесть число потенциальных женихов, которые там бывают. Даже младший сын Робино (Робино из Сен-Феликса), это всем известно, сорвался с крючка и удрал; оно и понятно, хотя когда этот парень говорит, кажется, будто его рот набит жидкой кокосовой кашей. Ее мать, Мари-Поль Маньер, это приводит в отчаяние. Она даже выражает согласие на то, что ее зять может быть не из той социальной среды, что они. Конечно, не метис, — Боже сохрани! — но должен же быть среди франкомаврикийцев не из их круга порядочный молодой человек или вдовец, почему бы и нет, который согласился бы связать себя с их дочерью и унять ее буйный темперамент. Дважды Лору тайно отправляли на Реюньон, где благодаря Жискару д'Эстену разрешены аборты. Честная христианская семья Маньеров очень далека от того, чтобы принять мать-одиночку или внука-бастарда. Между тем если кто-то и несет тяжкий крест в этой семье, так это она, Мари-Поль. В одиночку. Раулю на все наплевать. Он целыми днями просиживает в своем офисе в Порт-Луи. Оно и понятно, его интересует только курс мировых цен на сахар. Всякий раз, когда она заводит разговор о Лоре, он увиливает, пожимает плечами, раздражается, а то и вовсе приходит в ярость. Однажды он даже осмелился сказать, что если бы она лучше ее воспитывала, то Лора уже давно была бы замужем. Такой упрек — жестокая несправедливость. Кто так предан душой и телом своим детям? Она так старательно выбирала нянек, так внимательно следила за всем: за правильным питанием, за учебой, за их манерами, за уроками танцев и даже за их общением с друзьями! И доказательство — трое старших, все вовремя и лучшим образом пристроены: Шанталь вышла замуж за молодого барона Буссинго, Жюли теперь мадам Тангон де Бленвилле, а Жан-Мари женат на Изабелле Максон, отец которой большой человек в компании «Колониальная и заморская торговля». Значит, нет причины упрекать ее по поводу этой несчастной Лоры, она получила такое же образование и такое же воспитание, как и они. Правда в том, что Лора, хотя и не глупее остальных, берется за все как идиотка. Она чересчур прямолинейна. И никогда не скрывает своей цели. Стоит ей познакомиться с молодым человеком, как она сразу заводит разговор о доме, в котором они будут жить, о детях, которых нарожают. Сто раз она просила ее помалкивать, заставить желать себя, а не вести себя с молодыми людьми, как мурена в косяке губанов.

При этом мадам Маньер не понимает или не хочет понять, что одиночество дочери происходит не от неуклюжего способа ловли жениха, а от того, что она несет в себе страшную разрушительную силу. Об этом знают все, и тому есть множество примеров: она приносит несчастье. От ее прикосновения ломается самая новая машина, стоит ей ступить на самый прочный корабль, как он опрокидывается. Где бы ни появлялась Лора Маньер, там случаются несчастья, драмы и распри. Это человек-порча, даже ремень безопасности ее душит, огнетушитель в ее руках загорается, лекарства покрывают ее прыщами, а противозачаточные таблетки дают тройню. Но жертва этого сглаза не только она, брызги летят и в тех, кто к ней приближается. Вот поэтому если она склоняется над колыбелью младенца, то он ревет. От нее воют овцы, а белые голуби становятся хищниками. При общении с ней люди с насморком заболевают пневмонией, а пребывающие в легкой грусти совершают самоубийство. Бени помнит тот день, когда в самолете, на котором она летела во Францию, произошла разгерметизация: на три кресла впереди нее сидела Лора. И еще тот день, когда в отеле Роуз-Хилл с потолка рухнула большая люстра; просто под ней прошла мадемуазель Маньер.

Она — антипод четырехлистного клевера, и тут ничего не поделаешь. Поэтому от нее и бегут. Поэтому ей дали кличку Мамордика[19]. Поэтому Бени сейчас отступила и скрестила средний палец с указательным, верный жест оберега, унаследованный от Лоренсии, а уж та знает, как избавляться от злых чар. «Боже мой, Боже мой, сделай так, чтобы она не приближалась ко мне, не касалась меня, только не сегодня!» Поздно. Мамордика уже повисла на ней и целует — чмок, чмок — в обе щеки.