– Чувствуешь, ритм какой точный у Абая? Он не умел… Он не умел писать ноты… Это всё вот так вот переходило… Всё вот так из людей… И вот вышло! Гениальный был человек! Кстати, мои родственники знали его. Это мне делает большую честь… Ну, ладно… Ты (ученику) иди на уроки, а с тобой мы в следующий раз встретимся. Хорошо?

И вот я к нему третью неделю хожу на занятия, а завтра пойду к нему в гости. Он оставил записку в классе: "Юра Микельбанд, приходи ко мне в гости. Чай будем пить. Третья жена познакомлю. И пианина ждёт!". У него ассоциации: пианино – это женщина, женщина – это трамвай. Он везде находит такие сравнения. Добродушный-добродушный! Там:

– Мамын Мамынович, можно, я не приду на урок?

– Пожалуйста, пожалуйста! Как твоей душе угодно! Я понимаю тебя! Вот сердце не лежит сегодня, да? Не надо насиловать себя! Это плохо, когда сам себя насилуешь. Я помню третий класс, да? Я учился вот в ауле, да? Знаешь аул, да? Что это такое… Я в юрте жил. Вот не хотел ходить, да? На русский язык! Хотя сейчас сожалею… Плохо говорю по-русски… но не хотел ходить, да? И вот у нас учитель был. Не насилуй, говорит, себя. Не насилуй! Когда само придёт – вмиг! Так и всё. То же самое женщина. Вот нравится тебе женщина, а какое-то отвращение вот есть… Вот не знаешь почему, да? Не надо себя насиловать и её тоже! И ей плохо сделаешь, и себе. А когда видишь, что у обоих контахт, тогда пожалуйста… Вот ты всё с себя отдашь… И она тоже…

Шарах! Двойная автобусная кишка прижала меня к бордюру, а там переднее колесо попало в канаву.

Я – в одну сторону, велосипед – чуть ли не под колёса, а футляр со скрипкой, торчащей из рюкзака за спиной, больно ударил по голове.

Тель-Авив!

Настроение испортилось… Но ненадолго. Такой день сегодня! И десяти минут не пошакалил, как кто-то бросил в футляр бумажку. Развернул – пятьдесят шекелей! И хотя за последующие два часа накидали всего шекелей двадцать, я уже улыбался до самого дома. Пятидесятку-то бросили именно за "Песнь Абая". Не за ту, про которую рассказывал Юра, а за настоящую. Авторскую на сто процентов. «Черноокая» называется!

Магическая мелодия, господа!..

(Звучит песнь Абая.)

Не надо иметь семь пядей во лбу и быть Шерлоком Холмсом, чтобы смотреть и видеть простые и очевидные вещи. Когда в очередной раз начали перемывать кости Кобе, я прямо и, по-моему, понятно говорил старичкам моего двора:

– Драгоценные! Он таки и довёл дело Ленина до конца. Правда, тот в конце жизни, похоже, начал понимать, что не туда заехал, но было уже поздно. Структура, им же созданная, в полном соответствии с законом "Что посеешь, – то и пожнёшь!" его же и накрыла. И то, что получился пшик, так это для науки тоже результат. А для вас, конечно, радости мало. Что ж вы хотите, сталинцы вы мои вчерашние? Нельзя никого загонять в стандартное счастье, как баранов в стойло, вырезая несогласных!

Когда же костерили Сахарова и те же старички потрясали кулачками перед транзисторными приёмниками, я чуть не заплакал. От жалости к ним у меня даже горло перехватило.

– Это же совесть народа! Ваша совесть! – просипел я в сердцах и услышал в ответ:

– Он еврей! Он не Сахаров, а Цукерман! Ты на его рожу посмотри! Вылитый Иуда Искариот!

– Да пусть хоть негр преклонных годов! – сипел я натужно. – Совесть – не национальная принадлежность! И потом, почти все настоящие интеллигенты к старости становятся похожими на картинных евреев. У академика Лихачёва тоже лицо было к старости почти библейское, а уж он-то по паспортным данным и генеалогии – русский из русских…

Но особенно меня расстроила близорукость старичков и первого и последнего президента СССР, когда он, отвергая экономическую программу Явлинского и благословляя программу Гайдара, похерил и Советский Союз, и себя, а старички с тем же жаром обхаяли и обсмеяли и "500 дней", и её автора. В своё время они так же проклинали Солженицына и его произведения, не видя в глаза ни того ни другого. Слава Богу, почти все пока ещё живы, и разрешите мне, дорогие мои старички, ещё раз сказать, что я думаю по поводу всей этой дурацкой кутерьмы в России и вокруг неё – на территории бывшего СССР.

В послевоенной западной Германии был скромный такой канцлер-учёный – Конрад Аденауэр. Но только благодаря выбранной им экономической программе Людвига Эрхарда ФРГ рванулась за каких-то десять-пятнадцать лет из развалин в богатейшую страну мира. Никакие денежные вливания американцев не дали бы такой эффект, если бы не их талант. Так что мотайте на ус, россияне, израильтяне и инопланетяне: большая политика – не только эстрадное шоу с парадом фюреров, а или деньги в ваш карман, или из вашего. А поскольку у меня нет ни времени, ни здоровья, ни средств, чтобы продолжать впустую доказывать, что дважды два – четыре, то я и слинял. Как говорится, не было бы счастья, да несчастье помогло, и сбылась мечта беспризорника жить у моря и есть мандарины.

А что, в общем-то, мечта правильная. А главное, выстраданная. Что ни говори, как ни мучайся, а жизнь здесь, в Израиле, и там, в СНГ, – земля и небо.

Правда, есть люди, которым плевать, что вокруг крайняя нищета и социальное горе. У них деньги есть, и вокруг хоть трава не расти! А у меня сердце кровью обливается и кусок в горло не идёт, если рядом голодают. По мне, так лучше быть бедным среди богатых, чем богатым среди бедных. Вот и ем теперь мандарины от пуза и в море купаюсь чуть ли не через день и круглый год.

Сейчас конец декабря, а погода – класс! Нырнёшь в хрустальной чистоты волны (летом не очень хрустальные!), вздрогнешь от прохлады, согреешься, прыгая с гребня на гребень, и бегом по песочку к турнику и всяким там перекладинам. Отожмёшься раз пять, на солнышко ласковое взглянешь – жить хочется! А телевизор дома включишь, российские программы посмотришь (их здесь сейчас три) – хоть плачь! Впрочем, вольно или невольно, но то, что творится сегодня, я видел вчера, и сладкого в этом тоже было мало.

Очень хочется верить, что когда вы будете читать эти строчки, над нашей Родиной, а заодно и над всей Землёй, развеется (хотя бы частично!) этот исторический смог и для всех, а не только для хапальников и таких, удравших от гибели, как я, засияет ласковое солнышко!

Года за два до отъезда в Израиль ставил я с маленькими детишками миниатюру в стихах к двадцать третьему февраля – бывшему дню Советской Армии, а тогда уже просто мужскому дню. Когда писал, то думал – повеселю народ, а когда поставил…

– Ученики второго «Б» сейчас покажут вам сатирическую сценку «Кто-то пашет, кто-то ест!» – объявила ведущая, и на сцену с радостными криками «Ура-а! Перемена-а!» прямо из зала выбежали малыши. Один мальчик начал толкаться и что-то кричать, и все тут же сгруппировались и очень дружно продекламировали: