— Если вы не против, — сказал он. — Я был бы очень признателен.

Мы подождали, пока за ней закрылась дверь. Он повернулся ко мне.

— Выглядит неплохо. И хороший юрист?

— Думаю, да, — ответил я. — По крайней мере все ею довольны.

— Как насчет выпить? — спросил он.

Я кивнул и последовал за ним к маленькому бару в углу комнаты. Налил два виски с содовой.

— Мне не такой крепкий, — попросил он.

Я добавил воды в его стакан и протянул ему.

— Ну как?

— Отлично.

Мы сели на диван. Несколько секунд Синклер молчал, пока мы пили виски.

— Ты не удивляешься, почему я тебя вдруг позвал? — спросил он.

Я покачал головой.

— Мне шестьдесят пять, — сказал он. — Совет директоров хочет, чтобы я остался еще на пять лет, они хотят изменить правила ухода на пенсию.

— Они хитрые парни, — усмехнулся я.

— Но мне этого не хочется, — заявил Синклер.

Я отпил виски.

— Вот уже три года, как ты ушел, — сказал он. — Жизнь легче не стала, и мне уже трудно со всем управиться. — Он поставил бокал на стол и посмотрел на меня. — Если не считать фонда и акций, которые у меня есть, ты — самый крупный держатель акций нашей компании.

Я знал, что он имеет в виду. Пятнадцать процентов, которые принадлежали Барбаре, а также те, что она получила от своей матери.

— Со мной никаких проблем не будет, — сказал я. — Я отдам тебе право голоса, которое имею, и могу продать свои акции любому, кого ты укажешь.

Немного помолчав, он снова заговорил:

— Мне нужно не это.

— А что?

— Я хочу, чтобы ты вернулся, — сказал Синклер.

Я пока не понимал, куда он клонит, поднялся, подошел к бару и налил себе еще виски. Отпив немного, я вернулся к дивану.

— У меня — тридцать процентов, у фонда — двадцать пять, с твоими акциями это семьдесят процентов, — перечислил он и, вздохнув, признался: — И нет никого, кому я мог бы все это доверить.

— У тебя полно хороших работников, — сказал я.

— Они хорошие работники, но они совсем не то, что ты. Это люди, которые работают на своих местах. Если другая телесеть предложит им завтра зарплату выше, чем у меня, они уйдут. Они не люди Синклера.

— Ты — единственный Синклер, — сказал я.

— Нет, — возразил он. — Ты тоже Синклер. Это не только имя. Это отношение, сущность. Ты понимаешь, о чем я говорю.

Я понимал. Он говорил об образе жизни. Человек Синклера не просто занимался бизнесом ради бизнеса или даже ради денег, он строил памятники. Мосты в будущее, которые переживут его. Только он не понимал, что это был памятник ему. А вовсе не мне.

Я так долго молчал, что он снова заговорил:

— Я никогда не хотел, чтобы ты уходил. Ты ведь знаешь это.

Я кивнул.

— Это лучшее, что я мог сделать. Для всех нас.

— Я тогда был с тобой не согласен. Не согласен и сейчас, — сказал он. — У других были ошибки покрупнее, и то они не обращали внимания.

— Но это были они, а не я.

— Опять ты и твое чувство совершенного. — Синклер поморщился. — Неужели ты не можешь до сих пор понять, что в мире нет ничего совершенного?

— Дело не в этом.

— А в чем же? — спросил он. — Ты сделал то, что вознамерился сделать. Ты спас дело своего глупого друга, а ему было наплевать, что случится с тобой. Его интересовало только, сможешь ли ты заплатить ему деньги. С чего же тебе чувствовать вину? Зачем тебе казнить себя? В конце концов, это никому не принесло вреда — ни твоему другу, ни нам. Только тебе.

— Дело и не в этом, — повторил я.

— Так в чем же? Ты должен мне сказать.

— Я просто вымотался…

— Не понимаю.

Я отпил немного виски.

— Здесь нет ничего сложного. Я вел все эти войны снова и снова, и всегда одни и те же. Война за рейтинг, война за привлечение новых талантов, война за бизнес. Сколько войн надо выиграть, чтобы доказать, что ты чего-нибудь стоишь? Может, я выиграл слишком много войн. Может, подошло время, и я проиграл одну, просто для того, чтобы ощутить новизну поражения. В конце концов, это было нечто другое.

— Но ведь это не все, — сказал Синклер.

Он был хитер.

— Верно, — признался я.

— Так что же еще? — спросил он.

— У меня была мечта, — признался я. — У меня была прекрасная, уникальная возможность что-то сказать другим людям, но мы ее упустили. Все из-за этих войн. Столько всего мы могли сделать — и не сделали.

— Еще не поздно, — сказал он. — Если вернешься, ты сможешь сделать все, как хочешь. Я поддержу тебя.

— Слишком поздно. Теперь это все в прошлом. Слишком много всего случилось. Да и все стало гораздо сложнее.

Он испытующе смотрел на меня, потом вздохнул:

— Жаль.

Я ничего не ответил.

— Ты действительно хочешь отдать свое право голоса мне? — спросил он.

— Да.

— А ты был бы против, если бы мы продали компанию?

— Ни в коем случае, — ответил я. — Если ты считаешь, что так лучше…

— Ко мне уже обращались из многих мест, — сказал Синклер. — Я тогда с ними не говорил, может, стоит это сделать сейчас?

Что-то должно было случиться. За все то время, которое мне показалось целым веком, я впервые стал оживать.

— Ты действительно собираешься это сделать?

Он кивнул.

— Да. А почему ты спрашиваешь?

— У меня есть мысль, — сказал я. — Предположим, я покажу тебе, как получить все финансовые выгоды от продажи компании, не продавая ее на самом деле?

— Мне и раньше предлагали слиться с какой-нибудь другой компанией.

— Я немножко не то имел в виду.

— А в чем разница?

Целых три минуты я объяснял ему. Было заметно, что он заинтригован.

— Ты думаешь, это выгорит? — спросил он, когда я закончил.

— Не знаю. Дай мне шесть часов, и я сообщу тебе о результатах.

— Я дам тебе больше времени, — сказал он. — Я не спешу.

— Я узнаю все через шесть часов. Где ты будешь сегодня вечером, чтобы я мог связаться с тобой?

— Здесь, — удивленно ответил Синклер. — А где я еще могу быть? Я уже слишком стар для ваших игр.

* * *

Я выехал на бульвар Сансет из ворот «Бель-Эйр». Было темно, и фары встречных машин ослепляли нас.