— Знаешь, на меня все это произвело гнетущее впечатление, — признался Дино. — Она совсем на себя не похожа. Видимо, сама пребывает в глубочайшей депрессии.

Я хотела рассказать ему о нашем разговоре и о том, какую роль сыграло его увлечение Дашей, но решила промолчать. Все равно ничего изменить уже было нельзя. Дино упорно шел к намеченной цели, и Даша подходила для этого как нельзя лучше. К тому же финал их истории мог быть вполне счастливым.

— По домам? — спросил Дино, видя, что я замолчала.

— Уже поздно, — ответила я. — Знаешь, я  здесь переночую. А ты, конечно, иди. А то Даша там, наверное, вся извелась.

Дино улыбнулся.

— Слушай, — тихо сказала я, и он замер,— все хочу спросить. Как ты терпишь?

— Что? — явно удивился он.

— Да ладно, не прикидывайся! Ты же легко читаешь мои мысли. А сейчас как раз тот случай, когда я предпочла бы, чтобы ты именно прочитал, а не заставлял меня произносить вслух.

— Ты будешь смеяться, — ответил Дино,— но я безумно влюблен, и, видимо, это сильно повлияло на мои способности. Я сейчас не только Дашкины мысли читать не могу, но вообще многих девушек, в том числе и тебя. У меня пропал к вам всякий интерес и, соответственно, к тому, о чем вы думаете. И нужно сильно поднапрячься, чтобы это услышать.

Я глянула на него с недоверием, но Дино выглядел совершенно искренним.

— Как ты терпишь поцелуи!— тихо сказала я. — Нам с Грегом в свое время давалось это очень нелегко.

— И мне нелегко! — признался Дино. А ведь мы и спим в одной постели. Это Даша настояла. Но у меня такое ощущение, что я для нее пока что-то типа большого плюшевого мишки, с которым она спала в детстве. Она крепко обнимает меня, гладит по волосам, теребит за уши, чмокает в нос, а потом сладко засыпает. А мне каково! Я ведь мужчина! Да и сна лишен. Вот лежу возле нее всю ночь и мучаюсь.

Но я промолчала, потому что вдруг почувствовала приступ такой дикой тоски, что сердце сжалось и стало трудно дышать.

— Все будет хорошо, — тихо произнес Дино.

Но я лишь молча кивнула. Он постоял какое-то время, а затем исчез. У Ренаты спальни как таковой не было, поэтому я устроилась в гостиной на диване. Я свернулась калачиком и попыталась уснуть. Ничего не получалось. Возбуждение, без конца подступающие слезы, тоска не давали мне погрузиться даже в легкое забытье. К тому же мешало то, что я нахожусь не дома. Мне все казалось, что в квартире Ренаты раздаются какие--то шорохи, поскрипывания, постукивания, и. это вызывало ощущение тревоги. Под утро я все-таки уснула.

... Я оказалась в какой-то темной небольшой комнате. У зарешеченного окошка находился стол. За ним сидел мужчина с усталым, но злым лицом. Напротив, ссутулившись, стоял Грег. Его вид меня ужаснул. Грег выглядел так, будто его морили голодом и избивали.

— Завтра в шесть угра приговор будет приведен в исполнение, — сухо сообщил мужчина.— Ваша вина полностью доказана. Уведите!

Грег вышел за дверь. За ним следовал солдат. Но тут Грег повернулся и заглянул прямо мне в глаза. И я услышала его голос:

— Лада, завтра утром меня расстреляют.  Слишком много обвинений, которые я не могу опровергнуть. Но меня даже никто и не спрашивает. Мое дело раскрыто стремительно. И отныне я шпион, вредитель и враг. А все Маришка. Когда я в очередной раз ей отказал,  она начала шантажировать, что донесет на меня куда следует, а ее высокопоставленный друг посодействует и меня осудят. На что она рассчитывала? Неужели думала, что можно вызвать любовь к себе таким способом? Глупая Маринка! А тут еще твоя брошь! Я никогда с ней не расставался. И при аресте не успел от нее избавиться. Меня взяли утром, когда я шел на завод. Именно эта брошь явилась главным доказательством моей измены родине. Признали, что она изготовлена не у нас и стоит не-сметных денег. На мой ответ, что я просто нашел ее на улице, следователь лишь смеялся.

Лада, я полностью обессилен. Видимо, от этого мои способности ослабли. Я пытался загипнотизировать следователя, внушить ему то, что мне выгодно, но ничего не получилось. Возможно, он устойчив к такого рода воздействию. Я не знаю. Тогда я решил собрать последние силы и сделать мощный энергетический посыл. И если ты меня видишь во сне, значит, мне удалось. И сейчас я говорю с тобой. Надеюсь, ты слышишь меня через время. Я хочу попрощаться, моя любимая. Все кончено! Завтра в шесть утра меня расстреляют. Знаю, что чуда не произойдет, и приговор приведут в исполнение. Я сейчас уйду из твоего подсознания„ потому что мои силы на исходе. Прощай и помни меня, любимая... И живи!

От ужаса я закричала и открыла глаза. Я по-прежнему находилась в гостиной Ренаты.

Вскочив с дивана, я подняла тяжелые портьеры и увидела, что уже рассвело. Это немного привело меня в чувство, но шок не проходил.

— Немедленно вызвать Лилу! Пусть делает, что угодно, лишь бы я попала к Грегу! — бормотала я, впадая в исступление. — Немедленно вызвать Дино! Пусть он притащит сюда Ренату!

— Я здесь! — раздался встревоженный голосок, и я резко обернулась.

Возле дивана стояла Рената. Ее лицо было озабоченным. Я взахлеб начала рассказывать то, что увидела во сне. Но она жестом остановила меня.

— Я все знаю, — сказала она. — Грег приходил в мои мысли... попрощаться.

— Мы не можем этого допустить! — закричала я и топнула ногой. — Этого не может быть! Он не умрет!

И я разрыдалась, упав на диван. Когда немного пришла в себя, то увидела, что Ренаты в гостиной уже нет. Я вскочила и бросилась в мастерскую. Да, она была там. На мольберте стояла картина с забором, над которым тянулась колючая проволока.

— Кажется, я начинаю понимать, что это за забор, — задумчиво произнесла Рената, когда я вошла и остановилась в двери.

— За ним место расстрела? — нервно спросила я.

— Я видела Грега в какой-то комнатенке с зарешеченным окошком. И разглядела за этим стеклом внутренний пустой дворик и часть именно такого забора.

— Значит, ты все предвидела?! — заволновалась я.

Слезы хлынули, и я не могла их сдержать. Казалось, мир рухнул. Мне чудилось, что мое сердце уже не выдерживает, и я сама могу умереть в любой момент.

       — Если есть рай, — прошептала я, — мы с Грегом окажемся там одновременно. И тогда о уже точно не расстанемся вечно!

Рената оторвалась от созерцания картины и резко ко мне повернулась. Ее глаза жгли и выражали такое презрение, что это мгновенно привело меня в чувство.

— Ты хочешь мне помешать? — сухо спросила она. — Может, прекратишь уже истерику?

— Да-да, прости, — покаянно произнесла я,

вытирая слезы. — Я сейчас успокоюсь и сделаю все, что ты скажешь! Но у нас всего ... сутки...

Я снова всхлипнула. Голова начала кружиться, сознание помутилось. Я была на грани обморока.