Джо огляделся. Изломанная, превращенная в щепки, дымящаяся мебель лежала повсюду. Сорванные с петель дверцы от шкафов и буфетов, расколотые на куски комоды, груды сломанных вешалок, растерзанные книжные полки, осколки глиняной и фаянсовой посуды — и все покрыто перьями и пухом из распоротых подушек и одеял…

— Значит, мы все-таки победили! — воскликнул Джо и гордо улыбнулся. — Мы выиграли это ужасное сражение!

— Да, ты прав, — подтвердил Рэндальф, торопливо комкая шелковые панталоны и засовывая их в карман. — Благодаря руководству столь опытного военачальника, как ваш покорный слуга…

— Вдохновленный собственным страхом! — закончила за него Вероника. — „Норберт! Помоги мне! Спаси меня!“ — заверещала она, подражая Рэндальфу.

— Заткнись, Вероника, — миролюбиво сказал Рэндальф.

— А где же Марго? — спросил Норберт. — Марго кто-нибудь видел?

— Я здесь, наверху, мой дорогой, — донесся голос драконихи, удобно устроившейся на верхней перекладине ворот и изучавшей свои когти.

— Марго, ты была просто восхитительна! — воскликнул Норберт, — Без тебя мы ни за что бы не справились!

— Ах, Норберт, ты же знаешь: один добрый поступок всегда влечет за собой другой! — заметила Марго. — Если бы не ты, моя пещера по-прежнему напоминала бы склад Сломанных, Потерянных или Бесполезных вещей. Ну вот! Я вспомнила о своем хозяйстве и должна поспешить назад. — Марго вздохнула. — Собственное богатство может порой оказаться такой обузой!

— Кстати о богатстве! — пробормотал Рэндальф. — Восемьдесят больших золотых монет — это тебе не кот начихал! — И он поискал глазами Рогатого Барона.

А Марго, приподнявшись на задних лапах, расправила крылья и легко взлетела навстречу первым светло-розовым лучам солнца.

— Прощайте! — крикнула она. — Это было прелестное знакомство! Я так рада, что узнала вас всех — и тебя, Джо, и Генри, и Веронику, и, разумеется, Норберта! Знаете, я, пожалуй, буду скучать даже по толстячку Рэндальфу! Помни же меня, Норберт, дорогой мой! И посылай мне порой весточку о себе!

— Непременно! — крикнул Норберт.

И дракониха скрылась в утренней синеве небес.

— Надеюсь всех вас увидеть — лет через двадцать! — донесся до них издалека ее голос.

Норберт утер слезы, бежавшие у него по щекам из всех трех глаз, и прошептал:

— До свидания, Марго. Я буду очень скучать по тебе!

Джо молча кивнул, соглашаясь с Норбертом.

А Рэндальф усмехнулся и тихо промолвил, не сводя глаз с драконихи, уже превратившейся в едва видимую точку:

— Вы слышали? Она сказала, что будет скучать и обо мне… о Рэндальфе Мудром, Приручившем Дракона…

— По-моему, она назвала тебя „толстячком“, — заметила Вероника.

— Заткнись, Вероника! — возмутился Рэндальф. — Нет, вы только посморите: вот он, оказывается, где! — И Рэндальф рупором приложил ладони ко рту и крикнул что было мочи. — Эй, Рогатый Барон!

Джо обернулся и увидел низенькую сутулую фигурку, еле бредущую вдоль стены замка. Шлем барона был искорежен даже больше, чем шлем Джо; длинные рога, украшавшие его, торчали в разные стороны под весьма странным углом.

— ЭЙ, РОГАТЫЙ БАРОН! — заорал Рэндальф. — Ты меня слышишь, господин мой!

Рогатый Барон остановился и с невинным видом оглянулся.

— Меня кто-нибудь звал? — спросил он.

Рэндальф решительной побежкой направился прямо к нему, прокладывая дорожку в толстом слое перьев и щепок.

— Это я звал тебя, — крикнул он, — Рэндальф Мудрый, поставщик героев-воителей и, в случае необходимости, замечательных драконов. — Он широко улыбнулся барону. — Ты, я надеюсь, помнишь наш уговор: восемьдесят больших золотых монет?

— Разумеется! — сказал Рогатый Барон. — Пришли мне счет. Ты ведь возьмешь чек, не правда ли?

— Нет! Я из тех волшебников, которые чеков не берут! — твердо заявил Рэндальф. Так что попрошу исключительно наличными! — И он протянул руку. — Восемьдесят больших золотых монет, будь так любезен.

— Извини, но я не ношу при себе столько денег! — пожал плечами Рогатый Барон и похлопал себя по карманам.

— Но… но… — Рэндальф, казалось, вот-вот взорвется.

Рогатый Барон улыбнулся и положил ему руку на плечо.

— По-моему, не стоит нам сейчас говорить о деньгах. Сейчас самое время отпраздновать победу! Трижды ура Рэндальфу Мудрому!

Бенсон и парочка лакеев слабыми голосами прокричали „ура!“.

— Отлично! — сказал барон. — А теперь чего, собственно, вы ждете?

Слуги и садовник переглянулись и посмотрели на барона.

— Ну? — снова спросил барон, сердитым взглядом окидывая двор. — Пора приниматься за уборку! Тут черт знает что творится! — рявкнул он. — Ингрид это не понравится!

И тут все услышали какое-то странное царапанье, затем хлопнули дверцы шкафа, и последний уцелевший гардероб, облетев вокруг башни замка, перемахнул через стену и устремился в сторону Эльфийского Леса, поблескивая в лучах раннего солнца.

А из хлопающего дверцами гардероба, довольно быстро оказавшегося на приличном расстоянии от замка, неслись отчаянные придушенные вопли:

— Уолтер! Уолтер!

— Расписка! — бушевал Рэндальф. — Она не стоит даже тех кружевных панталон, на которых написана!

Все это происходило вечером того же дня; Рэндальф и все остальные вновь находились в плавучем доме на Зачарованном Озере.

— Изо всех самых низких, поистине змеиных шуток, которым меня подвергали, эта — самая отвратительная! — Разгневанный волшебник повернулся к Джо. — А тебе пусть это будет уроком. Никогда — слышишь? — НИКОГДА В ЖИЗНИ не верь ни единому слову Рогатого Барона, какими бы острыми ни казались тебе его рога!

— Но все-таки это документ, расписка… И здесь все как полагается: „Остаюсь должен такую-то сумму…“ и так далее, — сказал Джо. — Даже если ты не смог найти ничего лучше, чем эти панталоны, у тебя все равно есть подпись барона. Все-таки расписка с подписью что-нибудь да значит!

Рэндальф побагровел.

— Давай, давай! Покажи ему свои штанишки, — развеселилась вдруг Вероника. — Ну же, Рэндальф!

И Рэндальф протянул Джо кружевные панталоны.

— „Остаюсь должен восемьдесят больших золотых монет…“ — читал Джо. — Ну вот. И подпись: Великий граф Йорк…

— Ну что? — Рэндальф выхватил у него панталоны и жалким отчаянным взглядом уставился на фальшивую подпись, — Ах, я чересчур доверчив! — вздохнул он, — А Рогатого Барона хлебом не корми — дай только смошенничать! И это после всего, что я для него сделал!..