— Дело в том, что оазис Амона заселен серверами, — Рахмани продемонстрировал чудовищный запас терпения. — Считается, что серверы относятся к северной ветви черноногих, но точно про них известно мало. Зато известно другое — серверы приводят сюда на продажу отличных рабов с юга материка, оттуда, где воздух вреден нам для дыхания. Среди рабов встречаются не только дикие берберские семьи, но и циклопы, а также нубийцы и ливийские подземники, которых изловить крайне непросто. Как-то я купил пятерых ливийцев для одного богача с Зеленой улыбки… его имя неважно. Эти дьяволы напрочь отказывались работать и пытались укусить руку, в которой им давали воду. Они предпочитали сдохнуть от жажды, но не желали служить господину! Я уважаю таких людей.

— Но ведь на Зеленой улыбке нет рабства, — спохватилась Юлька. — Марта… то есть домина Ивачич мне рассказывала про Пруссию, там совсем…

— Рабство есть везде, — веско уронил Кой-Кой. — Меня продавали дважды, причем оба раза — именно на Зеленой улыбке. Мы купим здесь рабов. Дом Саади преподнесет их в дар тому, кто будет тебя учить дальше.

Путники ступили на очередную мощеную улицу. Верхний город приобрел почти европейский вид, в окнах заблестели витражи, за заборчиками показались розовые кусты. И сразу возникло неуловимое ощущение праздника. Заиграла приветливая музыка, загремели бубны. Всюду порхали легкие накидки из черного, красного, зеленого шелка, расшитые серебряными нитями, украшенные пышными кистями, белыми перламутровыми пуговицами. Из лавок выскакивали радостные торговцы, рассыпались в любезностях, подносили сласти. Встречались черные, как смоль, женщины, в голубых, изумительно вышитых сари, с закрытыми лицами. На висках, на щиколотках и запястьях у них звенели золотые украшения. Встречались тощие коричневые мужчины с разрисованными лицами, они вели в поводу тяжело груженных огромных страусов. Юльке понадобилось несколько минут, прежде чем она поняла, что же так удивило ее в величавой поступи птиц. У них было по четыре ноги!

— Это не эму, это одомашенные птицы Рух, карликовых пород, — улыбнулся перевертыш. — Им подрезают крылья, из перьев получаются лучшие украшения.

— Ничего себе карлики, — только и сказала Юля. — Каждый с жирафу ростом! Так это и есть главный город пустыни?

— Еще триста лет назад главным был Сива, там перекрещивались караванные пути. Но после войн за соленые каналы Сива потерял свое значение, — вел экскурсию перевертыш. — Последние рабы, проданные на его рынках, осели здесь, смешались с местными серверами и племенами ливийцев.

— Чем они тут живут? Рыбой торгуют? Или этими… как их, гоа-чи?

— Здесь полмиллиона финиковых пальм, и каждую весну высаживают все больше. Здесь лучшие сорта фиников, это признают на всех трех твердях. Представители торговых домов с Зеленой улыбки порой скупают оптом до трети урожая, чтобы перепродать его на севере или на западе. К концу месяца Сбора, на пристанях вырастают горы из бурых сахаристых фиников, горы высотой с дом. Их раскатывают ковром по земле и сушат несколько недель. Говорят, что после сбора фиников земля на локоть в глубину становится сладкой… Но самым большим спросом пользуется сорт «саид», купцы с Хибра берут целые караваны перед священным рамаданом. Считается, что правоверные целый месяц могут кушать только финики и соки, и то после захода Короны…

— Кроме того, отсюда идет на продажу лучшая пальмовая древесина, — вспомнил Рахмани. — Здесь разводят рыбу Валь и много промысловой рыбы. Но главное — невольничий рынок, здесь торгуют на миллионы драхм в день…

Раскрыв рот, Юлька следила за караваном китов. Громадные розовые туши разворачивались в соленом проливе, с ювелирной точностью швартуясь у сходней. К баржам моментально выстраивались очереди носильщиков, и было заметно, как на глазах поднимаются над водой борта. Одна партия носильщиков разгружала заморские товары, другая партия уже выстраивалась к свободным сходням с полными корзинами фиников. Сахарный запах вился над оазисом, невидимой сладчайшей пеленой оседал на взмыленных спинах людей.

— Что они привезли?

— Много малахита. — Кой-Кой приложил ладонь козырьком ко лбу. — Вина из Сирии, каракуль и краски для женщин.

— Кроме фиников грузят слоновую кость, черное дерево, ладан, перья птиц… А вот и мудрые змеи. Смотри внимательно, такое ты вряд ли где увидишь.

Юля не сразу поняла, куда именно нужно смотреть. На нее говорливыми волнами налетала и отступала многоязыкая толпа. Зато, когда она встретила змеиные глаза, еле сумела отвести взгляд.

Змею везли на тележке, в длинном зарешеченном ящике. Двое в белых чалмах бережно катили тележку, рядом шел мальчик с ведерком и подкидывал змее какие-то лакомства. Дно ящика было выстлано мягкой травой, а впереди шли еще двое — дюжий воин в македонском доспехе и человечек с кадильницей. Дым из кадильницы овевал всю процессию, носильщики вышагивали к пристани с таким важным видом, словно сопровождали царскую казну.

Треугольная морда змеи лежала на крупных пятнистых кольцах ее тела. Она совсем не походила на тусклых, скучных земных рептилий. Юля почувствовала: в тот момент, когда их взгляды встретились, словно кто-то покопался у нее в мозгах. Эта странная щекотка появилась и исчезла…

— А вот и святилище оракулов, — Рахмани вернул девушку в реальность.

Храм нависал над ними десятиметровой глухой стеной. Эхо от их шагов немедленно зацокало по стенам внутренних дворов. За внутренним двориком начиналась анфилада залов. Одинаковые, пустые, без росписи и украшений, они нагоняли тоску. В пустом коридоре, соединявшем залы, горели факелы и возвышалась чаша для сбора подаяний. Возле ниш, украшенных цветами, застыли местные гвардейцы с обученными леопардами. Кошки даже не поднялись с прохладных камней, завидя непрошенных гостей. Трехметровые двери в святилище были наглухо заперты.

— Положи в чашу монеты, — тихо подсказал Рахмани. — Только не швыряй, положи с поклоном. Лучше золото. Взамен возьми венки из свежих цветов.

— Так мы не пойдем слушать будущее?

— Боюсь, я не слишком сведущ в их языке, — уклончиво ответил ловец. — Впрочем, в святилище днем все равно не пустят.

— А зачем нам цветы?

— Чтобы положить на воду перед гробницей. Следует отдать долг чести перед величайшим из императоров этой тверди.

— Как его зовут? — Юля выглянула за угол храмовой стены и замерла. Там на постаменте из черного мрамора сиял лес золотых колонн.

— О, Высокий Ормазда, прости меня за мой гнев, — прошептал Саади. — Юлия, перед тобой гробница Искандера Двурогого, называемого еще Александром.

— Вы что-то путаете, — Юлька наморщила лоб, пристально разглядывая центральный портик, взметнувшийся на добрых сорок метров. — Толик сказал, что Македонского похоронили не здесь. Это в Александрии, на Средиземном море… или у вас тут нет такого города?

— Александра похоронили именно здесь, потому что он завещал так поступить. Впервые он прибыл сюда со свитой после покорения Иудеи. Восемь дней он шел через пустыню из Мерса-Матруха. У подножия храма Амона император снял доспех, оставил оружие и омылся в священном источнике. Затем жрецы, распевая хвалу, отвели его в святилище к оракулу. Тут, на стене, все это написано. Александр вышел к своим македонянам и сказал лишь одно. Он заявил, что желает быть похороненным здесь. Когда настал срок, тело завоевателя уложили на носу корабля, и флотилия из трехсот судов вышла из Афин.