#

В какой-то сотне метров от того места, где Бахмана ждала машина, раскинулась приозерная роща, через которую пролегла исхоженная тропа. Он передал свой дипломат водителю, и вдруг его охватило непреодолимое желание побродить здесь одному. Он сел на свободную скамейку. Опускались сумерки. Для Гамбурга наступили волшебные минуты. Погруженный в свои думы, он смотрел на темнеющую воду и огни города, обступившего озеро со всех сторон. В какой-то момент посреди недавнего разговора он почувствовал себя вором с нечистой совестью: кажется, он не того обчистил. Тряхнув головой, словно сбрасывая с себя эту минутную слабость на пути к поставленной цели, он извлек из кармана делового костюма мобильный телефон и набрал прямой номер Михаэля Аксельрода.

— Да, Гюнтер?

— Бритты хотят добиться того же, что и мы, — сказал он в трубку. — Но без нас.

#

Брю не мог не признать: по телефону Йен Лампион был сама предупредительность. Он извинился за звонок, он безоговорочно принял к сведению тот факт, что у Томми по минутам расписан каждый час, и тут же заверил его, что никогда бы не посмел вклиниться, если бы Лондон не дышал ему, Лампиону, в затылок.

— К сожалению, Томми, это все, о чем я могу сообщить по телефону. Нам надо встретиться завтра, с глазу на глаз. Одного часа нам вполне хватит. Вы только скажите, где и когда.

Брю, не будучи простаком, проявил настороженность.

— Речь случайно пойдет не о предмете, который мы подробно обсуждали за ланчем? — предположил он, не уступая ни пяди земли.

— Определенная связь есть. Но не прямая. Прошлое снова высунуло свою мерзкую голову. Но она уже не опасна. Ничьей репутации она не угрожает. Скорее сулит вам выгоду. Один час — и вы больше не на крючке.

Успокоенный его словами, Брю заглянул в свой ежедневник, хотя и без особой необходимости. По средам Митци ходила в оперу. У них с Бернаром были абонементы. Для Брю это означало: холодная нарезка в холодильнике или ужин и партия в снукер в англонемецком клубе. В среду он мог делать выбор.

— Семь пятнадцать у меня дома вас устроит?

Он начал было диктовать свой адрес, но Лампион его оборвал:

— Заметано, Томми. Я буду минута в минуту.

Свое слово он сдержал. Машина с шофером осталась ждать под окнами. А сам он появился с цветами для Митци и этой дурацкой улыбочкой, не сходившей с его лица, пока он потягивал минералку с газом, в которую по его просьбе был брошен лед и ломтик лимона.

— Я лучше постою, если не возражаете, — сказал он дружелюбно в ответ на приглашение сесть в кресло. — После трех часов на автобане хочется немного размять косточки.

— А вы бы поездом.

— А что, хорошая мысль.

В результате Брю тоже остался стоять, с руками за спиной и лицом, которому он пытался придать выражение любезности и одновременно недовольства, как человек, чье уединение нарушили, и поэтому он вправе потребовать объяснений.

— Как я уже сказал, у нас очень мало времени, Томми, так что позвольте мне сначала обрисовать сложности вашего положения, а затем уж мы попробуем взглянуть и на наши проблемы. Не возражаете?

— Сделайте одолжение.

— Я, кстати, занимаюсь антитеррором. Кажется, мы не коснулись этого за ланчем?

— По-моему, нет.

— Да, насчет Митци вы можете не беспокоиться. Если она и ее бойфренд решат уйти из оперы во время антракта, мои ребята тотчас нас предупредят. Может, вы сядете и допьете свой виски?

— Спасибо, но мне и так хорошо.

Лампион хотя и выглядел разочарованным, продолжал:

— Признаюсь, Томми, не очень приятно было услышать от немецкого визави, что вы, якобы не имеющий ни малейшего представления о местопребывании Иссы Карпова, на самом деле провели с ним полночи при свидетелях. Выставили нас дураками. А ведь мы вас просили дать четкий ответ, разве не так?

— Вы просили сообщить вам, если он заявит о своих правах на наследство. Он так и не заявил. По сей день.

Лампион принял к сведению его ответ, ответ старшего по возрасту, но было видно, что он его не удовлетворил.

— Там было еще много разной информации, которой вы владели и которая, откровенно говоря, нам бы пригодилась. С ней мы бы вырвались вперед в этой игре, вместо того чтобы жевать большой кусок вчерашнего пирога.

— В какой еще игре?

Улыбка Лампиона малость скисла.

— Без комментариев, уж простите. В нашем деле, Томми, информация — это все.

— В моем деле тоже.

— Между прочим, мы провели небольшое расследование для прояснения ваших мотивов, Томми. Мы и наши коллеги в Лондоне. Ваши семейные корни, ваша дочь от первого брака — Джорджи, не так ли? От Сью? Никто так и не понял, почему вы расстались, что само по себе печально. Необязательный развод — это своего рода смерть. Мои родители так и не смогли это пережить, я знаю. Да и я тоже, в каком-то смысле. Но она беременна, и это прекрасно. Я говорю о Джорджи. Вы должны быть вне себя от радости.

— Что вы, черт возьми, несете? Это не вашего ума дело!

— Просто мы пытаемся понять причины вашей скрытности, Томми. Что вы прикрываете. Или кого. Лично себя? Банк? Юного Карпова? Может, он вас чем-то приворожил? Так вешать нам лапшу на уши! И ведь мы вам, Томми, поверили. Как это ни неприятно, но я выражаю вам свое восхищение.

— Насколько я помню, в смысле правдивости вы тоже были не на высоте.

Лампион предпочел пропустить это мимо ушей.

— Но, — радостно продолжил он, — как только мы взглянули поближе на весьма шаткое состояние финансов банка «Брю Фрэры» и прикинули, сколько денежек вложил старина Карпов, кажется, мы поняли вас лучше: ага, так вот что у Томми на уме! Он рассчитывает, что карповские миллионы могут скрасить его старость. Теперь понятно его нежелание, чтобы кто-то заявил на них свои права. Не желаете что-нибудь сказать по этому поводу?

— Предположим, вы правы, — огрызнулся Брю. — А теперь убирайтесь из моего дома.

Мальчишеская улыбка сделалась еще шире, в ней сквозило явное сочувствие.

— Я не могу этого сделать, Томми, увы, — сказал Лампион. — И вы тоже, если вы внимательно следите за ходом моих рассуждений. А ко всему прочему, насколько нам известно, здесь еще замешана барышня.

— Ерунда. Никакой барышни у меня нет. Чушь собачья. Может, вы намекаете на адвоката этого мальчика? — Он сделал вид, что судорожно пытается вспомнить имя. — Фрау… Рихтер. Русскоговорящая. Взялась представлять его интересы, после того как он поступил к ним в приют, и все такое прочее.

— Лакомая штучка, насколько нам известно. Если, конечно, вам нравятся миниатюрные девушки. Как мне, признаюсь.

— Я не обратил на нее внимания. Боюсь, что в моем возрасте глаз уже не тот.