Шрифт:
Интервал:
Закладка:
* * *
На представлении «Меропы»[646] одна из зрительниц не пролила ни слезинки. В ответ на недоумение своих знакомых она сказала: «Я с охотой поплакала бы, но мне предстоит сегодня званый ужин».
* * *
Некий иностранец, будучи принят папой и беседуя с ним о достопримечательностях Италии, весьма неловко сказал: «Я видел решительно все, кроме заседания конклава,[647] а мне так хотелось побывать на нем!».
* * *
Аббат де Кане[648] заявил как-то, что Людовик XV просто обязан назначить пенсион Каюзаку.[649] «Почему?». — «Да потому, что, пока жив Каюзак, король еще не самый презренный человек в своей стране».
* * *
Генрих IV прибег к очень необычному способу, чтобы наглядно показать испанскому послу разницу в характере трех своих министров — Вильруа,[650] президента Жаннена[651] и Сюлли.[652] Сперва он вызвал Вильруа. «Видите вы эту балку? Она вот-вот обрушится». — «Вы правы, — не подняв головы, сказал Вильруа. — Я распоряжусь, чтобы ее укрепили». После этого король приказал вызвать президента Жаннена. «Надо будет посмотреть, в чем там дело», — сказал тот. Потом послали за Сюлли. Он внимательно посмотрел на балку и воскликнул: «Да что вы, государь! Эта балка еще нас с вами переживет!».
* * *
Я слышал, как один богомольный человек, стараясь переубедить тех, кто оспаривал догматы религии, простодушно сказал: «Господа, истинный христианин не рассуждает о том, во что ему приказано верить. Это вроде горькой пилюли: разжуешь ее — потом ни за что не проглотишь».
* * *
Когда, желая доставить регенту удовольствие, богомольная г-жа де Парабер[653] начинала вести вольнодумные речи, он ей обычно говорил: «Не старайся — все равно спасешься!».
* * *
Некий проповедник рассказывал: «Когда отец Бурдалу[654] проповедовал в Руане, там все пришло в беспорядок: ремесленники побросали мастерские, врачи — больных. Через год ему на смену приехал проповедовать я, — добавил он, — и всех вернул на свои места».
* * *
Английские газеты в таких выражениях изложили суть некой финансовой операции аббата Терре: «Король наполовину понизил государственную ренту. Остальное — в ближайшем будущем».
* * *
Когда г-н де Б* читал или слышал о каком-нибудь гнусном, преступном деле, либо становился его очевидцем, он всегда восклицал: «Я не пожалел бы экю, чтобы на небе был бог!».
* * *
Художник Башелье[655] неудачно изобразил Христа. Один из его друзей сказал ему: «Ваша картина никуда не годится: у Христа лицо глупое и низменное». «Как вы странно говорите! — возмутился Башелье и наивно добавил: — У меня только что были Дидро и Даламбер, и оба нашли, что я отлично уловил сходство».
* * *
Г-н де Сен-Жермен,[656] собираясь представить какие-то дела на рассмотрение кабинета министров, спросил у г-на де Мальзерба, как это лучше сделать. «Те дела, что поважней, решите сами, — ответил Мальзерб. — Остальные пусть решает кабинет».
* * *
Каноник Рекуперо,[657] известный естествоиспытатель, опубликовал ученый труд о вулкане Этна. Так как он доказывал в этом сочинении, что, судя по датам извержений и составу лавы, земле не менее 14 000 лег,[658] то получил из высших сфер приказ замолчать, если не хочет убедиться, что и у святой церкви бывают извержения. Рекуперо, разумеется, немедленно умолк. Эту историю он сам рассказал шевалье де Ла Трамбле.[659]
* * *
Мариво[660] утверждал, что у стиля есть пол и что женские писания можно распознавать по одной фразе.
* * *
Королю сардинскому доложили, что савойское дворянство[661] совсем обнищало. Однажды, когда король проездом остановился в каком-то го-родке, к нему на прием пришло несколько дворян в роскошных праздничных нарядах. Король намекнул им, что, видно, не так уж они бедны, как об этом говорят. «Государь, — последовал ответ, — узнав о вашем прибытии, мы сделали все, что должны были сделать, но мы должны за все, что сделали».
* * *
Трактат «Об уме»[662] и поэма «Девственница»[663] подверглись гонению в одно и то же время. В Швейцарии обе книги были запрещены. Чиновник из Берна, занимавшийся изъятием этих произведений, доложил сенату: «Во всем кантоне мы не нашли ни „Ума“, ни „Девственницы“».
* * *
«Достойным человеком я почитаю того, кто при рассказе о благородном поступке чувствует прилив сил, а недостойным — того, кто старается очернить доброе дело». Эти слова принадлежат г-ну де Мерану.
* * *
Знаменитая певица Габриелли[664] запросила у русской императрицы пять тысяч дукатов за два месяца выступлений в Петербурге. «Я своим фельдмаршалам плачу меньше», — запротестовала императрица. «Отлично, ваше императорское величество, — отпарировала Габриелли, — пусть ваши фельдмаршалы вам и поют». Императрица уплатила ей пять тысяч дукатов.
* * *
Г-жа дю Д* говорила о М*, что он из кожи вон лезет, лишь бы вызвать к себе неприязнь.
* * *
«Для меня куда полезнее общество людей неверующих, нежели богобоязненных, — говорил г-н Д*. — Стоит мне встретиться с безбожником, как я тут же вспоминаю все полудоказательства существования божьего, а при виде верующего мне на ум приходят одни только полудоказательства того, что бога нет».
* * *
«Мне наговорили много худого о г-не де*, — заметил М* — Полгода назад я еще поверил бы этому, но с тех пор мы с ним помирились».
* * *
Когда несколько советников стали слишком уж громко болтать во время заседания, первый президент г-н де Арле[665] воззвал к ним: «Если те, что разговаривают, соблаговолят шуметь не больше, чем те, что спят, они весьма обяжут тех, что слушают».
* * *
Кольбер говорил по поводу развития французской промышленности, что французам дай только возможность — они и камни в золото превратят.
* * *
Адвокат Маршан, человек весьма остроумный, заметил: «Посмотришь на административную, судебную или кухонную стряпню и, пожалуй, схватишь несварение желудка».
* * *
«Мне вполне довольно собственного общества, а придет время — обойдусь и без него», — говорил М*, давая этими словами понять, что умрет без особых сожалений.
* * *
«Мысль, которая дважды появляется в сочинении, да еще на протяжении немногих страниц, — заметил М*, — напоминает мне человека, который, откланявшись, тотчас же возвращается за шпагой или шляпой».
* * *
«Я играю в шахматы при ставке в двадцать четыре су, а рядом, в этой же гостиной, играют в кости при ставке в сто луидоров», — говорил некий генерал, который
