В общем, понятно, кого выберет здравомыслящая девушка: состоятельного и влюбленного мужчину с серьезными намерениями или шалопая, который еще пытается соскочить с брачной темы. Интересно, давно ли Полина очаровала несчастного профессора? Руслан вспомнил, как она просила его не приходить в приемный покой. Интересно, почему он тогда решил, что она хочет этим подтолкнуть его к решительному шагу? А она просто боялась спугнуть перспективного поклонника, вот и все.

Руслан прислушался к себе, вдруг ему станет грустно или хотя бы обидно, что Полина так бесцеремонно с ним обошлась. Но нет, ничего, кроме облегчения, что все кончено и эту связь ему не придется разрывать, он не испытал.

«Лучше бы ты так себя анализировал, когда только связался с ней! – буркнул он. – отдавал себе отчет, что ты там чувствуешь, а вообще черт его знает, что все это было. Морок или наваждение, или она на меня порчу навела, как на бедного Майофиса сейчас. Ведь не любила она меня, в самом-то деле! Если бы чуть-чуть была неравнодушна лично ко мне, а не к моему статусу завкафедрой, так давно бы прибежала навестить. Ну или честно сказала: так, мол, и так, если ты не хочешь жениться, я выйду за другого, и всё!»

Как грустно думать, что у Григория Феликсовича наверняка тоже есть женщина, любящая его честно и преданно, не за деньги и статус, а потому, что видит его великую душу. Есть такая женщина, может быть, и не одна, а Майофис выбрал Полину, точно так же, как это в свое время сделал сам Руслан. Что же мы за люди такие, мужики, отвергая женскую любовь и преданность, ведемся не пойми на что. Нам интересна любая женщина, кроме той, что любит и доказывает свою любовь. Каждый мужик готов повторить вслед за Пушкиным: «Нет ничего безвкуснее долготерпения и самоотверженности» и рвануть за какой-нибудь вертихвосткой, которая знать не хочет ничего, кроме личной выгоды.

А может быть, Полина послужила орудием судьбы, чтобы Инга вышла не за него, а за Стрельникова.

Иначе создали бы они счастливую и дружную семью и понимали друг друга с полуслова, но он никогда бы не знал, о чем она думает, когда не спит по ночам и поднимается на чердак, стараясь не скрипеть половицами…

Готовясь к прогулке с Христиной, Макс вспомнил, что не забрал из дома свой прекрасный английский зонт, черный, с костяной ручкой, предназначенный как раз для прогулок вдвоем. Зонт был мало того что большой, но еще идеальной формы, так что капли дождя никогда не заливались за шиворот, а при сильном порыве ветра спицы не выгибались наизнанку. Словом, то, что надо для поисков границы дождя, и Макс решил заехать за ним в обеденный перерыв.

Вежливо поздоровавшись с консьержкой, он поднялся на лифте и открыл дверь, машинально отметив, что рука уже отвыкла от этого замка, и чистота вокруг, которая раньше так нравилась ему, вдруг показалась безликой, как в гостиничном номере.

Когда он вошел в квартиру, чувство пустоты и неузнавания не покинуло его, а, напротив, усилилось.

Не верилось, что это место почти семь лет служило ему домом, здесь он переживал все горести и радости жизни, болел и выздоравливал, и именно сюда стремился после тяжелого трудового дня.

В шкафу стояла его зимняя обувь, в гардеробной висели пальто и пуховик, на письменном столе до сих пор лежали книги, которые он взял для работы, но его самого больше в этом доме не было.

Он жил здесь, как гость, и уходил, как гость, не унося ничего в своем сердце и не оставив дому памяти о себе…

Он взял зонт и хотел было уйти, как тут из спальни выплыла жена, привлеченная шумом открывающейся двери.

– А, это ты, – сказала она равнодушно, – зачем пришел?

– Алина, я вообще-то твой муж и живу здесь.

От вида жены у Макса совсем испортилось настроение. Несмотря на то что давно перевалило за полдень, она все еще ходила в пеньюаре и какой-то маске на лице, а на руки натянула специальные хлопчатобумажные перчатки. Макс знал, что она будет в таком виде слоняться по дому часов до четырех, потом поклюет что-нибудь эфемерное типа рукколы и двух-трех орешков и поедет в «зальчик» или в «бассейничек», а вечером снова умастит свою особу какими-нибудь снадобьями.

– Я не поняла. – Она повернулась к нему своей белой маской, и Макс вдруг подумал, что это и есть ее настоящее лицо, просто белый блин, пытающийся раскрасить себя яркими, но нестойкими красками…

– Я не поняла, – повторила Алина высокомерно, – ты хочешь какие-то права предъявить на эту квартиру?

– Нет, только на этот зонтик! – Он помахал перед ее носом сложенным зонтом. – Не возражаешь, надеюсь?

– Нет. Если хочешь, я скажу домработнице, чтобы упаковала все твои вещи и отослала к Волчеткиным или куда ты скажешь.

Он сел на галошницу и потер лоб.

– Слушай, Алина, я тебе в третий и последний раз предлагаю: давай закончим этот цирк! Пойми, нельзя принимать такие важные решения, как развод, только из упрямства. Да, развод, – повторил Макс с нажимом, хотя за дурацкой маской жены никак нельзя было понять, что она почувствовала, услышав это слово, – потому что, если ты сейчас же не примешь меня домой, я подам на развод.

Алина засмеялась и сказала, что он полный идиот, если думает, что она сможет жить с ним дальше после того, как он ясно показал, насколько ему плевать на чьи-либо интересы, кроме собственных. Пусть он и дальше живет, как хочет, а в ее жизненные планы не входит превращаться в подстилку и забывать себя, лишь бы быть при мужике.

– Подстилка – это немножко другое, – буркнул Макс, посмотрел в прорези маски, за которыми должны быть глаза, ничего не увидел и молча ушел, почти со страхом думая, что Алина захочет его остановить.

Слово «развод», впервые произнесенное вслух, не растаяло в воздухе, а четко и определенно легло на душу. Он трижды предложил, трижды получил отказ. Все, совесть его чиста, думал Макс, пытаясь утихомирить чувство вины, своего любимого дракона, который уже просыпался и плевался огнем. Несмотря на то что «пожить отдельно» предложила Алина, и она же не пускала его, когда он просился обратно, Макс чувствовал, будто предает жену, согласившись на развод. Он ведь обещал быть с ней всю жизнь, и его не извиняет, что он тогда почти не знал Алину и был одурманен похотью, а еще больше больным самолюбием и ложной гордостью.

Макс полагал, что жена не хочет развода по-настоящему, она уверена, что ни один мужчина по доброй воле не откажется от обладания такой красавицей, поэтому все ее действия носят чисто воспитательный характер. Чем труднее мужу вернуться в лоно семьи, тем больше он это лоно будет ценить, такая у нее, верно, логика. Возможно, материальный фактор тоже присутствует, с неприязнью подумал Макс, ей трудно, наверное, понять, что я смогу отказаться от того уровня жизни, к которому привык за годы брака. В общем, она ждет, когда я начну ползать на коленях перед ней, умоляя снова запустить меня в этот рай, а я вдруг раз – и развод! Неудобно как-то, черт возьми!

Вернувшись на службу, он заварил себе крепкий кофе без сахара и энергично, звякая ложкой о тонкий борт фарфоровой чашки, размешал, чтобы гуща осела.