В этой давке мы уже не могли продвигаться вперед. А тут еще в воздухе появились штурмовики, числом до 20 машин. Заработали их бортовые пушки и пулеметы, обрушив огонь на скопление сбившихся в кучу грузовиков. Рядом с нами они сбросили множество самых мелких бомб, большей частью с взрывателями замедленного действия. Слева от нас их взрывы взметнули в воздух столбы земли. Самолеты ясно видели нас в своих прицелах. Укрыться от их огня не было никакой возможности. Погонщики лошадей должны были оставаться на шоссе при своих телегах.

Мы бросились на землю, изо всей силы вжимаясь в нее. Кто-то даже пытался руками рыть землю, чтобы хоть так укрыться от огня самолетов. Заревели бортовые пушки и пулеметы! Взрывы бомб все ближе и ближе к нам! Над головами свистели их осколки. Минута под обстрелом с воздуха казалась вечностью. Красная авиация непрерывно кружилась над нами. Да, окопаться было просто необходимо...»

И еще одно описание:

«Здесь повсюду стояли штурмовые орудия, танки, легкие и тяжелые артиллерийские орудия и грузовики, все без капли горючего, взорванные, сожженные, разбомбленные. У въезда на мост, там, где была самая давка, разыгрывались никогда ранее не пережитые сцены. Грузовики и повозки пытались пробиться на проезжую часть с обочины, каждый хотел как можно скорее прорваться на мост. Это препятствие надо было преодолеть как можно быстрее. Да и как долго вообще простоит мост? Секунды, минуты или все-таки дольше? При следующем артобстреле он вполне может рухнуть в воду. Поэтому погонщики получили приказ не пускать другие повозки в свою колонну. Около 10 маршевых колонн теснили друг друга при входе на мост, по которому могла следовать единовременно только одна колонна. Стоявшие на «шоссе» грузовики сначала питали надежду все-таки перебраться на ту сторону, но со временем она испарилась. Машины сталкивались друг с другом, водители ругались и схватывались врукопашную. В результате к уже стоявшим брошенным автомобилям добавлялись новые. Солдаты полевой жандармерии ничего не могли поделать. В конце концов, речь шла о жизни и смерти каждого. И все же мост надо было преодолеть!..»

Примерно в 13 километрах севернее Березино, у поселка Жуковец, 110-я дивизия соорудила своими силами собственный временный мост, по которому перешли через реку части XXVII корпуса.

В 20.00 вечера 2 июля основной мост у Березино был взорван после того, как небольшой арьергард завершил оборону плацдарма и в боевой готовности перебрался через реку. Но еще и на следующий день саперы переправляли через Березину на своих понтонах выходивших к этому участку отбившихся от своих частей солдат и отдельные боевые группы.

Всем, кто целыми и невредимыми перебрался на западный берег, суждено было испытать новое жестокое разочарование. Там не оказалось никакой оборонительной линии — ни оборудованной, ни занятой свежими германскими частями. Рухнула даже надежда на то, что на западном берегу удастся остановить продвижение русских. К тому времени, когда 5-я танковая дивизия должна была закончить переправу своих последних частей у Борисова, русские уже с 30 июня начали быстрыми темпами переправляться во многих местах в верховьях Березины, а вскоре их танки уже находились на окраинах Минска. Наступая с юга, где русские вынудили к отступлению и 12-ю танковую дивизию (см. раздел о 9-й армии), советские войска уже 4 июля подошли к окрестностям Червеня[87]. Любой дальнейший путь на запад для германских войск был перекрыт.

Выхода для них не было — крах 4-й армии приближался с невероятной скоростью.

Без какой бы то ни было информации о местоположении неприятеля, о ситуации с двумя соседними армиями, без связи с собственным армейским командованием, не имея никакого понятия, существует ли еще свой общий фронт, оставшиеся части армии попытались продолжить свое отступление. В ходе этого отступления передовые части 4 июля наткнулись примерно в 10 километрах северо-западнее Червеня, то есть в 30 километрах к востоку от Минска, в необозримом лесном и заболоченном массиве на крупные силы неприятеля, перекрывшего дорогу на запад. Первые попытки прорыва, предпринятые днем 4 июля и в ночь с 4 на 5 июля, несмотря на значительные потери, успеха не принесли. На эти остановленные в своем отступлении части стали все больше давить следовавшие за ними колонны отступавших. Таким образом, в окрестностях Пекалина[88], в треугольнике между шоссе на Минск и Червенем (который был уже занят русскими еще 1 июля), стал быстро образовываться котел 12 на 5 километров, в котором перемешались остатки 11 дивизий, охранные подразделения, армейские и корпусные части, различные тыловые службы, среди которых было от 4 до 5 тысяч раненых. Очень скоро положение всех оказавшихся в котле частей стало безнадежным. Русские вели сильный огонь по этому раскаленному котлу, русская авиация не прекращала свои атаки с воздуха, в небе постоянно висело от 20 до 30 вражеских машин.

Потери росли. Отдельные местные попытки прорыва были отбиты, но стоили немногих остававшихся запасов артиллерийских снарядов. Подходили к концу и боеприпасы пехоты. Вражеские удары пока удавалось отбивать за счет того, что еще боеспособные солдаты поднимались из своих окопов и штыковыми атаками отражали атакующего неприятеля. В ходе этих контратак были израсходованы последние ручные гранаты. Не оставалось уже ни капли горючего, боеприпасы и продовольствие тоже иссякли.

В этой ситуации генералы, командовавшие XXVII и XII корпусами (генералы Фёлькерс и Мюллер[89]), собрали всех генералов, оказавшихся в котле, и после обсуждения пришли к единственному возможному решению — немедленный прорыв! Но имевшегося в их распоряжении времени было совершенно недостаточно для организации и приведения в боевую готовность разнообразных, перемешанных между собой, а частично изолированных частей. Генерал Фёлькерс еще 5 июля, пока радиосвязь действовала, по радио отдал своему корпусу последний приказ: прорываться на запад, собрав все силы в единый кулак, — в общем направлении на Барановичи! Но расстояние до Барановичей составляло 170 километров.

В ночь с 5 на 6 июля около 23.00 большая часть находившихся в котле войск пошла в прорыв на запад, с тем чтобы обойти уже занятый неприятелем Минск с юга, но натолкнулась на столь сильный огонь врага, что вскоре распалась на отдельные боевые группы и оторвавшиеся от своих частей кучки солдат. В направлении прорыва разобщенные советские части быстро сплотились, на их усиление подошли механизированные части, после чего началось преследование прорывающихся немецких формирований и новые окружения. Несколько дивизий попытались 6 июля прорваться по другую сторону через шоссе, чтобы обойти Минск с севера. Однако к 9 июля последние из таких попыток прорыва прекратились. Основной причиной этого стало то, что вражеская авиация нанесла прорывающимся новые тяжелые потери. По советским донесениям, генерал Мюллер 8 июля прекратил всякое сопротивление, после чего боеспособность еще находящихся с ним частей и разрозненных солдат почти совершенно сошла на нет, а всякая перспектива выйти к удаленному от них фронту германских частей перестала существовать. Всякие действия окруженных здесь германских войск практически прекратились. Но, несмотря на это, еще многочисленные крупные и малые пошедшие на прорыв части пытались вырваться из окружения и найти путь к своим через поля, леса, болота и заброшенные деревни. Но это удалось сделать лишь немногим отдельным солдатам. Большинство же из них пали в бесконечных схватках, были убиты партизанами, умерли от голода где-то в заболоченных чащах или, измотанные до предела, попали в плен. Около 60 тысяч человек, в том числе 13 генералов, пали в бою, попали в плен или пропали без вести... (Восточнее Минска было окружено 105 тысяч солдат и офицеров вермахта. В ходе тяжелых боев 5-11 июля свыше 70 тысяч из них были убиты. Около 35 тысяч взято в плен, в том числе 12 генералов — командиров корпусов и дивизий. — Ред.)