Я тяжело вздохнула, понимая, что придется все рассказать. Или хотя бы частично. Повернулась и присела на подоконник, чувствуя, что он с интересом посматривает на меня.

– Я нашла портрет мамы, на котором она изображена с этой девушкой.

– Нашла? Где?

– В столе профессора Блэка, – после небольшой паузы еле слышно призналась я.

Фарлаг только молча покачал головой, а потом вытащил из кармана пиджака листок, который забрал у Алека.

– А эту пентаграмму вы где нашли?

Я поняла, что здесь и сейчас отмолчаться не получится. Ректор смотрел на меня, нахмурившись, и в его взгляде мне чудилась тревога.

– На полу в подвале сгоревшего дома Блэка, – после недолгого колебания все-таки призналась я. – Там… там все очень подозрительно, сэр.

– И когда вы собирались мне об этом рассказать? – недовольно уточнил он. Я только молча пожала плечами. – Понятно. Я должен это увидеть. Покажешь?

– Прямо сейчас? – удивилась я. Темнело в долине стремительно.

Фарлаг глянул через плечо и сразу понял, что я имею в виду.

– Завтра, после занятий? – предложил он.

Я кивнула, а про себя подумала, что надо будет позвать остальных. Мне совершенно не хотелось снова оказаться у коттеджа с Фарлагом наедине. Хотя сейчас мы тоже были одни, и он вел себя вполне пристойно.

Я снова посмотрела на листок в его руках, на его встревоженный вид, и меня внезапно осенило:

– Сэр, вы знаете, что это такое, да?

Фарлаг хмыкнул, призвал со стола ручку и, положив листок на подоконник, уверенно дочертил недостающие линии, внутренние и внешние символы, после чего протянул рисунок мне.

– Это пентаграмма призыва. Очень мощная. Если подпитать ее темным потоком, она способна ломать границы миров, – сообщил он, сверля меня взглядом. – В мир за Занавесью, например, или в демоническое измерение. Ее не найти в университетских учебниках и справочниках. Это магия высшего порядка.

Я удивленно смотрела на него. То, что он так легко опознал подобную пентаграмму по обрывочным линиям, выглядело странно. Если это действительно магия высшего порядка, то она доступна только опытным Мастерам. Но ректор специализировался в снадобьях, а не в ритуалах с примесью темной магии.

– Откуда вы ее знаете, сэр?

– Оттуда, – фыркнул он. – Я взрослый и очень умный, и ты должна была прийти с этим, – он ткнул пальцем в листок, – ко мне. И про найденный портрет тебе стоило мне рассказать. Тара, я ведь действительно хочу помочь тебе.

В его тоне сквозила обида, от которой мне почти стало неловко. Почти – потому что я тут же вспомнила четверг, сгоревший дом Блэка, настойчивый поцелуй и по меньшей мере двусмысленные слова Фарлага.

– Вы прекрасно понимаете, почему я не пришла к вам с этим, сэр, – тихо, но твердо произнесла я, хотя внутри меня пробирала дрожь от воспоминаний.

Он на мгновение прикрыл глаза, а потом неожиданно тоже повернулся и присел на подоконник рядом со мной. Теперь наши плечи соприкасались, и даже несмотря на слои одежды, это вызывало у меня мурашки. Дыхание заметно сбилось.

– Да, конечно, четверг… – пробормотал он, тщательно разглядывая узоры, выведенные на каменном полу. – Я напугал тебя? Обидел? Прости, если так. Предлагаю заключить сделку: ты делаешь вид, что я тебя не целовал, а я делаю вид, что тебе действительно это не понравилось.

Я едва не задохнулась. На этот раз от возмущения. Фарлаг все еще разглядывал узоры на полу, но я видела, что его губы кривятся в улыбке, хоть он и пытается ее подавить.

– Вы наглец, сэр, – не сдержалась я.

– Всю жизнь это слышу. Но ты закрыла глаза и приоткрыла губы. Бурным твой ответ не назовешь, но и на отвращение это не было похоже. Извини.

Я не нашла, что возразить. Я и сама знала, что мне понравился его поцелуй. Будь все иначе, мне бы даже хотелось его повторения. То есть мне и так хотелось, но будь все иначе, мне было бы не стыдно себе в этом признаться. В свете этих мыслей и чувств предложенная им сделка выглядела вполне приемлемой. И все же я не смогла удержаться от вопроса:

– Зачем вы вообще это сделали? Только не говорите, что влюбились в меня, сэр. Я все равно не поверю. Я молода и не так уж много общалась со взрослыми мужчинами, но я не наивная дурочка. И знаю свое место. Где вы и где я. Да и вы меня почти не знаете. Мы знакомы полтора месяца, и хорошо если виделись десяток раз…

– Мне хватило двух дней, чтобы влюбиться в мою будущую жену, – перебил он. – У нас было два разговора на людях и один ужин наедине. Говорят, достаточно минуты, чтобы заметить человека, и одного часа, чтобы его узнать. Влюбиться можно и за день, а на то, чтобы забыть, порой уходит целая жизнь.

И снова мне нечего было возразить. Я сама никогда не влюблялась и не знала, сколько на самом деле на это должно уходить времени. И как быстро можно понять, что это уже произошло.

– Но не переживай, я не влюблен в тебя, – после небольшой паузы заверил Фарлаг, снова посмотрев на меня с улыбкой. Пусть и немного натянутой. – Надеюсь, никогда не влюблюсь. И тебе такого в жизни не пожелаю.

– Почему? – меня удивили его слова.

– Потому что любовь – самая губительная и самая разрушительная сила из всех, что я знаю. После первого нашего ужина с Алиссией я понял, что пропал. Я умирал без нее. Сходил с ума. День в разлуке казался пыткой. Мне нужно было хоть что-то: разговор, мимолетный поцелуй, прикосновение или письмо. Она твердила мне про своего отца и про его гнев, а я не слышал. Не слушал. Даже если бы она сказала, что после свадьбы и первой брачной ночи мне отсекут голову, я бы все равно на ней женился, потому что жить без нее было бы невыносимо. И бессмысленно. Потом это чувство ушло. Растворилось в судорогах приступов, сгорело в огне жара. Осталось только горькое разочарование и мысли о том, что было принесено в жертву. Поэтому мой совет тебе, Тара, или пожелание, воспринимай как знаешь: не влюбляйся. Никогда. Ни в кого. Не теряй себя. Любовь проходит. Какой бы сильной и всепоглощающей она ни казалась. А ты у себя одна. Никогда не жертвуй собой ради любви. Оно того не стоит.

Это был очень странный разговор. Услышать подобные напутствия от собственного ректора я никогда не рассчитывала. Впрочем, я и поцелуев от ректора никогда не ждала. Я не сомневалась, что Фарлаг говорит искренне. Это был один из тех моментов, в которых я видела его настоящего. Таким, каким он редко позволял себе быть. Но мне казалось, что он ошибается. То, что он описывал, не могло быть любовью. Это больше походило на одержимость, болезненную зависимость. Одурманивание любовным снадобьем, в конце концов. Но не любовь. Я не стала спорить только потому, что едва ли смогла бы аргументировать свою позицию. Я любовь видела только издалека да в книжках, а потому могла не все правильно понимать.

– Вы жалеете о том, что женились, несмотря на все предупреждения? – осторожно уточнила я.