хороших людей по земле?» Когда я поднимался со своего места, почувствовал, что баночка в кармане перевернулась… Нет, подумал я, «Нерв» и икорка – несовместимы. Как-нибудь потом преподнесу…

Елена Андреевна проводила нас к машине. Тут я расхрабрился и вытащил многострадальную баночку.

– Вам – из России, – промямлил я.

Елена Андреевна двумя руками прижала сувенир к груди и не сразу вымолвила:

– Как это приятно!.. Дай Бог вам счастья!..

Уже в машине Дюжев, любитель побалагурить, сказал:

– Нет, тебя, Матвеев, в приличный дом нельзя пускать.

– Что такое? – насторожился я.

– Довел, понимаешь, своей икрой хорошую женщину до слез! – И захохотал, довольный собой.

– Это вам показалось, – ответил я, а сам подумал: «А может, и нет…»

Про Америку и ее контрасты написано и рассказано столько, что об этом и упоминать бы не стоило, но… Куда деться, если это действительность?

Принимавшие нас гостеприимные президенты фирмы «Интернациональный фильм» Джерри Рапопорт и Джон Капстайн все делали для приятного и полезного нашего пребывания в США: дорогие отели, комфортабельные автомобили, престижные кинотеатры, где шли наши фильмы, обеды и ужины в знаменитых ресторанах, посещения театров, музеев, интервью крупным газетам…

Но ветры холодной войны пронизывали иногда до дрожи. В Нью-Йорке на фронтоне одного из кинотеатров красовалась в обрамлении разноцветных лампочек афиша моего фильма «Бешеные деньги». У входа нас ожидала группа молодых людей, желающих получить автографы. Мы немало удивились – кто нас знает в Америке, закрытой для нашего кино? В стране, где киноиндустрия тратит бешеные деньги (извините за каламбур) на популяризацию своих звезд? Оказалось – знают. Эти молодые люди искренне сокрушались, что не могут попасть в зал: кто не успел купить билет, кто потому, что дорого…

Не осталось нами незамеченным и другое – чуть в отдалении стояли двое парней с развернутыми перед собой плакатами. На одном, где было написано по-русски, я прочел: «Коммунистическую пропаганду – вон!» Интересно, кого же так напугал А. Н. Островский своими купцами, свахами и князьками?

– Кто эти юноши? – поинтересовался я.

– Не наши, – ответили несколько голосов, и было заметно, что окружившие нас молодые американцы немало огорчены.

Хозяева кинотеатра приняли нас с необыкновенным радушием. Вале Теличкиной и нашей переводчице Луизе Анишенковой преподнесли потрясающей красоты букеты, угощали разнообразными прохладительными напитками и кондитерскими изделиями… Но все же что-то меня настораживало: хозяева были заметно напряжены, перешептывались между собой, выходили из комнаты, снова входили… Взглянув на часы (на циферблате было 19.10), я удивился: американцы – деловые люди, умеющие дорожить каждой минутой, и вдруг уже десять минут не начинают сеанс.

Дюжев и Александров делали вид, что ничего не замечают и ничему не придают значения – попивали себе из крошечных чашечек ароматный кофе.

– Что происходит? – стараясь не привлекать к себе внимания, спросил я.

– Не здесь, – хохотнул Дюжев, сделав вид, будто рассказал мне анекдот.

Спустя еще двадцать минут нас пригласили на сцену, предупредив о краткости выступлений. Мы с Теличкиной молчали, а Александров сказал:

– Леди и джентльмены! Фильм, который сейчас будет на экране, мы видели, а Нью-Йорк – нет. Пожалуйста, вам – фильм, а нам – город!..

Американцы дружными аплодисментами отблагодарили нас за ненавязчивость.

– Так что же произошло?! – допытывался я уже на улице.

Александров многозначительно оглянулся по сторонам, но ничего не изрек, а Дюжев, хотя и с нервным смешком, все же ответил:

– Бомбочку извлекли… Потому и в зал не пущали!..

Вот так все простенько.

Чего только не вытворяли наши «доброжелатели» в те «холодные времена»: бывало, засыпали сцену битым стеклом, протестуя против выступления наших танцевальных коллективов, крыс запускали в зрительный зал… Дело дошло до того, что советское правительство заявило протест американским властям, требуя немедленного прекращения враждебных акций, – в противном случае культурные связи между нашими государствами будут прерваны.

Каким отвратительным было то время: недоверие, подозрительность, а порой и откровенная враждебность. Мне, естественно, бросилось в глаза в Нью-Йорке, как крутящаяся, мигающая реклама зазывала на антисоветские фильмы. На кинощитах часто изображали нашего солдата или офицера с нарочито зверским лицом…

Больно и обидно было видеть это. Хотя мы понимали – противостоят два мира… Надолго ли все? И к чему может привести такое нагнетание вражды? Кто повинен в противоестественности бытия? А может, американцы не без основания боятся нас? Ведь нет-нет да и бросят нам: «Кто вас просил входить в Венгрию, в Чехословакию, в Афганистан?» Очевидно, из того и родилось угрожающее: «Русские идут!»

Конечно, мы горячились, убеждая их (да и себя), что нет ничего выше интернационального долга… Но разве долги отдают жизнью, кровью? Этот вопрос уже стучал в висках, но пока робко и тихо…

В то время я готовился к съемкам фильма «Победа» (по роману А. Б. Чаковского), и все, что я видел в США, было крайне интересным и важным. Американские впечатления подводили меня к выводу об актуальности, необходимости такой постановки.

Я уже знал, что бывают дни, когда гражданам США разрешается посещение Белого дома. Благодаря содействию А. Ф. Добрынина разрешили и нам пройтись по залам этой цитадели американской политики.

Служба безопасности, тщательно проверив нас «на глаз и на ощупь», передала очаровательной (правда, до немыслимости худенькой) служащей Белого дома – для дальнейшего сопровождения и экскурсии.

Прошлись по портретной, где находятся изображения всех президентов страны, выполненные разными художниками, в разных стилях и манерах. Разумеется, я дольше всех задержался возле портрета Трумэна – он был одним из героев моей будущей картины. Это он, получив атомную бомбу, возвестил миру, что она – «дубинка для русских парней»… Не отсюда ли начался период взаимного устрашения и неприязни друг к другу?

Милая экскурсовод обратила наше внимание на стол и кресла в одном из залов:

– Здесь беседовали президент Кеннеди и мистер Хрущев во время визита вашего лидера в нашу страну…

Не могу сказать, что двухчасовое хождение по Белому дому добавило мне какую-то особую, ценную информацию: изучение документов, просмотры кинохроники дали мне, конечно, неизмеримо больше для предстоящей работы. Но побывать в Белом доме было необходимо – это усиливало желание, чтобы прекратились наконец клевета, неприязнь, угрозы, от чего устали оба народа – и наш, и американский…

Покидая Белый дом и прощаясь с белозубой сопровождающей, я в шутку спросил:

– По всему заметно, что всех вас пугают коммунистической угрозой. А вы не боялись так долго оставаться наедине с советскими мужчинами?

Экскурсовод словно сняла с лица очаровательную улыбку и вполне серьезно ответила:

– Нет.

При этом она отвела в сторону полу жакета и показала висевший на ремне пистолет…

Такой запомнилась мне Америка 1982 года.

Трудная «Победа»