Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ну-ка, давай, накатим по маленькой! Помянем всех хороших людей! – На столе, как по мановению волшебной палочки, появилась бутылка коньяка, стаканы, тарелка с нарезанным сыром и колбасой.
Оказалось, что «по маленькой» в представлении комиссара – это полстакана. Но я не стал спорить – махнул залпом, привычно, на полном автомате, занюхал рукавом и только потом бросил в рот ломтик подсохшего сыра. Лукашин посмотрел на меня с каким-то… уважением и тоже быстро выпил, слегка поморщившись. А чего он морду кривит – коньяк просто отличный, «Хеннесси» отдыхает! Я взял бутылку и глянул на этикетку. Надо же, «Енисели»! Первый раз про такой слышу. А, вот внизу надпись: «Самтрест. ГрССР». Грузинский, стало быть. Сорок три градуса, выдержка КВВК. Это скольким звездочкам равнозначно? Фиг знает!
Коньяк мягко ударил в голову, выгоняя из нее грустные мысли.
– Ну как, отпустило? – участливо спросил Лукашин.
– Угу, вполне…
– Ты меня, конечно, извини, Игорь, но мне все равно придется задать тебе несколько вопросов. Для прояснения обстановки. Ведь место нападения на штабную колонну – зона моей ответственности. Я как раз оттуда ехал, когда на тебя наткнулся. Можешь говорить?
– Спрашивайте!
Лукашин убрал со стола коньяк и закуску, раскрыл блокнот, потом придвинул к себе немецкий конверт. Из конверта комиссар извлек какую-то книжицу, похожую на удостоверение, и несколько сложенных листков бумаги, исписанных мелким почерком по-немецки.
– Я так понял, что в этом пакете командир диверсантов посылал командованию твои документы, сопроводив их подробной докладной запиской. Мы пока не все перевели, но тут не только сегодняшний случай описан, а еще несколько нападений на наши колонны. И вот что интересно – в конверте лежало удостоверение бригадного комиссара Жиленкова. Вроде бы он попал в лапы немцев одновременно с тобой. Что ты можешь сказать по этому поводу?
– В точности не знаю! Я сам момент его пленения не застал – валялся в отключке после удара по голове. Видел его труп. И еще… не хочу клеветать на незнакомого человека, к тому же советского командира высокого звания, но… Немцы, которые меня повязали, говорили между собой, будто он сам сдаваться шел.
– Так, так… – задумчиво произнес Лукашин. – В докладной записке гауптман Кригер то же самое пишет. Мол, шел сдаваться с поднятыми руками, но фельдфебель в горячке выстрелил по нему и убил. Ладно, с этим позже разберемся. А ты уверен, что это его труп ты видел? Сам же сказал – незнакомый человек!
– Точнее будет сказать – малознакомый! – поправился я. – Я с ним столкнулся впервые вчера ночью. В Житомире, в общежитии при штабе фронта. Мы в одном спальном отсеке на ночевку устроились. Там он мне представился, назвался Жиленковым.
– О чем вы с ним говорили?
– Ну… да ни о чем! Я пришел в спальню, когда он уже спал. Пока я перекусывал, он проснулся, спросил, нет ли у меня курева. Я сказал, что не курю. Тогда он спросил, нет ли выпивки. Я тоже ответил отрицательно. Потом он вроде бы разглядел, что я еще молодой, и поинтересовался, с каких пор в армию берут пионеров. Я ответил, что не служу, и представился. Он тоже представился. Назвался бригадным комиссаром Жиленковым. А наутро, когда формировалась колонна, я его уже в автобусе увидел. Но не подходил к нему и не разговаривал. Вроде всё!
– Хорошо! – исписав целый лист в блокноте, сказал Лукашин. – Теперь вернемся чуточку назад по времени: что там у вас вообще произошло. Я, конечно, уже выслушал несколько версий от участников событий, но ты, как мне рассказали, всё время в самой гуще был.
– Дело было так: колонна вышла примерно в полдень. Через полтора-два часа по нам открыли пулеметный огонь из леса. Часов у меня нет, точное время назвать не могу.
– Это неважно – и точное время, и место нападения я и так знаю! Вот интересно, а почему ты решил, что по вам открыли огонь именно из пулеметов? А не из автоматов, к примеру?
– Скорострельность! Я на слух определил, что огонь ведется с большой скорострельностью – около тысячи выстрелов в минуту. У немецких автоматов скорострельность примерно в два раза ниже. Да и не было у этой абвер-группы автоматов, только пулеметы и карабины.
– И ты на слух сумел определить скорострельность оружия?
– Почему нет? Уши у меня не заложены, да и слышал я уже эти «голоса». Легко могу определить, какое оружие стреляет.
– Хорошо, это я понял! – кивнул Лукашин и записал в блокноте какие-то цифры. – Что было дальше?
– Дальше я выскочил из автобуса, отбежал в сторону и залег.
– Испугался? – с сочувствием в голосе спросил комиссар.
– Почему испугался? – удивился я. – Нет! Просто позавчера мы попали в аналогично устроенную засаду. Я тогда промедлил и оказался заблокирован в автобусе. Повторять ошибку не хотелось. К тому же надо было прикрыть хвост!
– Прикрыть хвост? Интересное выражение! Ты имеешь в виду хвост колонны? А зачем?
– В прошлом бою немецкие диверсанты подбирались к замыкающей машине колонны и пытались забросать ее гранатами.
– Получилось? – с нарастающим интересом спросил Лукашин.
– Нет! – ухмыльнулся я. – Я тогда засек приближение гранатометчика и вот из этого самого «Парабеллума» завалил его. Признаюсь сразу: засек совершенно случайно. Да и попал, должно быть, просто чудом.
– А в этот раз?
– В этот раз на замыкающую машину выскочили сразу два человека. Но у меня была автоматическая винтовка…
– Вот эта? – Комиссар скосил глаза на стоящую у окна «АВС».
– Она самая! В одного я попал, он упал и покатился, выронив гранату. Второй начал через него перепрыгивать, и в этот момент граната сработала. Как я потом понял – гранаты у них были ударного действия.
– То есть ты хочешь сказать… Что при нападении разных групп на наши колонны немцы действовали по определенному шаблону? – задумчиво сказал особист. – Надо будет срочно разослать циркуляр – предупредить наших об использовании диверсантами одинаковой тактики при устройстве засад! А то мне эта группа, которая тебя в плен взяла, уже столько крови попортила. Третий день за ними гоняюсь!
– Я вам могу примерное место сказать, где они лагерем стоят. Расположились, ублюдки, словно в собственном тылу – палатки по линейке стоят. Даже сортир сколотили!
– Так чего ты молчал, Игорь! – рявкнул Лукашин, торопливо доставая из планшета и расстилая на столе, прямо поверх пистолетов, карту-трехверстку. – В картах разбираешься?
– Конечно! – кивнул я, не став отпускать шутку про «игральные». – Я все-таки сын командира РККА!
Однако с картой оказалось разобраться не так просто, как хотелось. К сожалению, часть пути к лагерю диверсантов я прошел как в тумане. А обратный путь, по воздуху, так и вообще отвлекался на разные дела. Смог, худо-бедно, только примерный район указать. Особист пару секунд смотрел на очерченный карандашом кружок – несколько десятков квадратных километров.