Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Я не смотрю на мир через магические линзы, — напомнил Кугель.
— Верно. — Старейшина пожал плечами. — Предпочитаю, однако, об этом не думать. У меня сохранилось смутное воспоминание о том, что когда-то я ночевал в свинарнике и поглощал рыбьи хвосты с чечевичной похлебкой, — но субъективная реальность заключается в том, что я живу в изумительном дворце и вкушаю бесподобные деликатесы в компании принцев и принцесс, не уступающих мне любезностью и грацией. Такое превращение восприятия нетрудно объяснить: демон Ундерхерд взирал на наш мир из преисподней. Пользуясь его линзами, мы взираем из нашего мира на высший, воспринимая квинтэссенцию человеческих надежд — нас окружает все, чего только можно пожелать, мы становимся частью блаженной мечты, небожителями. Разумеется, мы думаем о себе как о благородных лордах в роскошных нарядах. Как иначе? Наши представления и воззрения — представления и воззрения высшего света.
— Вдохновляющая перспектива! — воскликнул Кугель. — Как мне добыть пару волшебных линз?
— Существуют два способа. Ундерхерд потерял четыреста четырнадцать линз. В Смолоде насчитывают четыреста двенадцать. Две магические полусферы никогда не были найдены и, скорее всего, покоятся на дне океана. Если вы сможете их разыскать — они ваши. Второй метод заключается в том, чтобы стать гражданином Гродзя и поставлять лордам Смолода провизию, пока не наступит ваша очередь унаследовать линзы покойного лорда — увы, мы тоже время от времени покидаем этот мир.
— Я слышал, что некто Радкут Вомин — лорд Радкут — находится при смерти?
— Да, вот он. — Собеседник Кугеля указал на пузатого старика с обвисшим, пускающим слюни ртом, сидевшего в грязи перед входом в хижину. — Как видите, он отдыхает под балдахином на террасе своего дворца. Лорд Радкут перенапрягся, удовлетворяя похоть, что неудивительно, учитывая тот факт, что наши принцессы — самые обольстительные создания, какие только могут представиться человеческому воображению. Так же, как я — благороднейший и прекраснейший из принцев. Но лорд Радкут слишком часто позволял себе излишества, что обернулось, по сути дела, гангренозным умерщвлением плоти. Тем самым он преподал полезный урок каждому из нас.
— Может быть, на каких-то условиях я мог бы приобрести его линзы? — с надеждой поинтересовался Кугель.
— Боюсь, что это невозможно. Вам придется отправиться в Гродзь и работать вместе с остальными. Так же сделал и я в своей прошлой жизни, теперь уже превратившейся в далекое, смутное воспоминание… Как долго я страдал, подумать только! Но вы молоды. Через тридцать, сорок или пятьдесят лет вы своего добьетесь. И, поверьте мне, игра сто́ит свеч!
Кугель прижал ладонь к животу, пытаясь успокоить нервные подергивания Фиркса:
— Через тридцать или сорок лет Солнце потухнет! — Протянув руку, он указал на дневное светило, которое действительно мигнуло, подернувшись пленкой. — Смотрите, оно уже гаснет!
— Вы слишком беспокоитесь, — заверил его старейшина. — Нас, лордов-небожителей Смолода, Солнце щедро одаряет сиянием теплых радужных лучей.
— До поры до времени это может быть и так, — сомневался Кугель, — но когда Солнце погаснет, что вы будете делать? Будете ли вы радоваться жизни по-прежнему во мраке и в холоде?
Но собеседник больше не слушал его. Тем временем Радкут Вомин накренился и упал на бок в грязь — судя по всему, толстяк умер.
Нерешительно поигрывая ножом, Кугель подошел ближе, рассматривая труп. Пара ловких взмахов лезвием — и через несколько секунд его цель была бы достигнута. Кугель уже наклонился к телу, но удобный момент был упущен. Прочие «лорды» селения собрались вокруг и оттеснили Кугеля. Радкута Вомина подняли и занесли, самым торжественным образом, в его зловонное жилище.
Оставшийся у входа Кугель тоскливо заглядывал внутрь, тщетно пытаясь придумать какую-нибудь уловку, позволявшую надеяться на успех.
— Пусть принесут светильники! — нараспев провозгласил старейшина. — Пусть лучезарное прощальное сияние окружит лорда Радкута на его мерцающем драгоценностями одре! Пусть трубят с башен золотые фанфары, пусть принцессы облачатся в мантии из блестящей парчи и в печали своей закроют локонами обворожительные лица, которые так любил лорд Радкут! Наступила пора почетного бдения! Кто первый возьмет на себя охрану одра?
— Я счел бы за честь выполнение такого долга! — немедленно вызвался Кугель.
Старейшина покачал головой:
— Этой привилегии могут быть удостоены только благородные собратья-небожители, не уступающие рангом усопшему. Лорд Маульфаг! Лорд Глус! Не возьмете ли вы на себя эту скорбную обязанность?
Два деревенских увальня проковыляли к лежавшим на скамье останкам Радкута Вомина.
— А теперь надлежит совершить погребальный обряд, — торжественно продолжал старейшина, — и передать магические линзы Бубаху Ангху, самому заслуженному из землевладельцев Гродзя. Опять же, кто возьмет на себя почетный долг и принесет радостную весть сквайру Ангху?
— И снова я могу предложить свои услуги, — отозвался Кугель, — хотя бы для того, чтобы в какой-то степени отблагодарить высокородных лордов Смолода за их великодушное гостеприимство.
— Хорошо сказано! — похвалил старейшина. — Что ж, ступайте в Гродзь и приведите сюда того, кто заслужил долготерпением и прилежным трудом право стать одним из нас!
Кугель поклонился, поспешил удалиться и побежал по болотистой пустоши в сторону Гродзя. Приблизившись к окраинным полям поселка, он замедлил шаги и стал перемещаться украдкой, пригибаясь и прячась то за высокими пучками травы, то в порослях кустарника. Наконец он нашел то, что искал: земледельца, окучивавшего влажную почву мотыгой.
Отломив торчавший из земли тяжелый сучковатый корень, Кугель потихоньку подобрался к мужлану сзади и огрел его корнем по голове. Как только тот свалился, Кугель снял с него балахон из рогожи, кожаную шляпу, краги и башмаки, после чего срезал острым ножом щетинистую бороду соломенного оттенка. Собрав все это в охапку, он оставил оглушенного голого крестьянина лежать в грязи и длинными прыжками побежал обратно в Смолод. В ложбине он задержался и напялил краденую одежду. Изучив в некотором замешательстве комок сбритой щетины, он умудрился кое-как сплести жесткие желтоватые пряди и, привязывая пучок к пучку, соорудил нечто вроде растрепанной поддельной бородки. Остатки волос он заткнул под тулью шляпы так, чтобы