Так и прожили они всю жизнь, весь отпущенный им земной срок.

Мама вспоминала, что Левицкие жили тихо, как мыши, никому не мешали, ни на что не претендовали. Боже упаси, не скандалили, не доносили, не требовали, просто они были всегда. Мама, родившаяся в 1915 году, знала Левицких как руку, как печень, как ступню: часть живого организма, без нее никуда.

Единственное неудобство, происходившее от Левицких, состояло в том, что они писали и какали. А поскольку несчастные были отрезаны от роскошного, модернового, самого современного на 1915 год плана квартироустройства – ну не предусмотрели архитекторы, что придет Швондер, – то и получилось, что супруги Левицкие писали и какали у себя в комнате, а потом проносили утку через столовую Лозинских.

Повторяю: вежливые, стыдливые Левицкие, чувствуя, что они живут, тыкскыть, в чужой квартире, не решались прошествовать по физиологическим своим надобностям в сортир ни вечером, ни утром, а справляли нужду в горшок. А в обеденное время, когда не менее вежливые и стыдливые Лозинские садились обедать (прислуга, кухарка, супница), – Левицкие чувствовали невозможность нахождения в одном помещении с переполнившимся горшком – и проносили горшок через столовую Лозинских туда, в запредельные комнаты, в технические коридоры, в прекрасные, модерновые, облицованные метлахской плиткой помещения.

И каждый раз – вспоминала мама – когда Лозинские садились обедать, мимо них, мимо накрытого, нарядного стола быстро, потупив взор, проходил один из Левицких с полным горшком в руке. Сначала молодой и крепкой руке, а потом все вянущей и вянущей и, наконец, уже покрытой гречкой, дрожащей, артритной, старческой руке.

Ну и что я этим всем хочу сказать? Да ничего такого особенного. Это – жизнь, и Господь с детским, злым юмором следит, чтобы каждый в ней получил свою долю: если ты – Лозинский, то тебе выдадут своего Левицкого, чтобы он не дал тебе беспечно и спокойно пообедать; если ты Левицкий – Он отнимет, отгородит от тебя тихий-мирный, вожделенный сортир, чтобы заставить тебя смущаться, пока ты жив, не знать, куда деваться.

За что это нам, почему – мы не знаем. Но в жизни мы – поочередно либо Лозинские, либо Левицкие, разве нет?

Что интересного случилось в 1757 году? Сразу-то и не скажешь. Ну, родился Уильям Блейк, художник, поэт и мистик. А Богдо-гэгэн II, второй Халха-Джебзун-Дамба-хутухта, наоборот, умер. Султан Мустафа III взошел на турецкий престол. А Китай закрыл свои порты для иностранцев. Жизнь шла как всегда – пышно и таинственно; между тем в 1757 году, неприметно для глаза, случилось важнейшее для всего мира событие – состоялся Страшный Суд и Второе Пришествие, а стало быть, и конец света, и это точно, сведения из первых рук.

Эта истина открылась асессору шведского Горного ведомства Эмануилу Сведенборгу, почтеннейшему профессору, специалисту во многих науках: от минералогии и математики до химии и садоводства. Он и в анатомии понимал, и столяром был отличным, и состоял советником Карла XII, и построил машину для перетаскивания кораблей по суше, и сделал черновой набросок летательного аппарата: широкая корзина с веслами, еще немного инженерных расчетов – и садись себе поудобней да и греби в голубую высь. К пятидесяти шести годам Сведенборг изучил несколько языков, включая древнееврейский, прекрасно играл на органе, написал двадцать пять томов научных и философских книг и теперь работал над опусом «Животное царство» – задумал объяснить существование души с анатомической точки зрения в семнадцати томах, – как вдруг с ним начали происходить необычные вещи. Его стали мучить яркие многозначительные сны.

Какие-то тревожно желтые лошади, женщины, со стоном бросающиеся в мужские объятия, марширующие солдаты; неведомая сила – то ли некий дух, то ли сам Господь повергал его на землю или громом звучал в его ушах, обнимал или хватал за руки; а главное – он понимал, понимал, что это значит. Начал открываться смысл всего мироздания, как видимого, так и – главным образом – невидимого, духовного. Потусторонний мир открывался ему с муками, судорогами и галлюцинациями; несколько раз профессор явственно ощущал, что ему вонзали кинжал то в ногу, то в спину. Голоса диктовали ему разные тексты, кто-то водил его рукой по бумаге, иногда он слышал резкие и неприятные запахи – очевидно, это был смрад его грехов… Часто по ночам его мучили злые духи: причиняли боль, душили, богохульствовали, а то меняли вкус еды, например, сахар на соль. Так продолжалось около полугода, после чего с ним приключилась престранная вещь.

Это было в апреле 1745 года, в Лондоне. Он сидел в трактире, в отдельном кабинете, и жадно ел, так как запоздал с обедом и проголодался. Вдруг комната словно бы потемнела, а пол покрылся жабами и какими-то ползучими тварями. Потом тьма разверзлась и возник человек в сиянии и блеске, одетый в порфиру. «Не ешь так много!» – угрожающе сказал он Сведенборгу. Затем исчез, и комната приняла свой обычный вид. Профессор испугался и поспешил домой. Но тем же вечером незнакомец опять явился к нему во сне. Он сказал, что он – Господь Бог, Творец и Спаситель мира, что он избрал Сведенборга для того, чтобы возвестить людям духовный смысл Писания; и что он сам объявит ему, что именно он должен написать. «И той же ночью, – пишет Сведенборг, – мне были открыты со всей ясностью мир духов, небеса и ад. И с тех пор я оставил всякое писание о земных предметах и посвятил свои труды духовным вещам».

Сведенборг начал с нечеловеческой скоростью писать (на латыни, гусиным пером) и анонимно издавать сочинения о том, как устроен загробный мир на самом деле. Это еще двадцать пять томов, невероятно подробно и скучно излагающие новое учение. Суть его сводится к тому, что люди неправильно понимают Слово. Слово стало миром, Слово – это и есть весь мир, и все, что мы видим вокруг, – солнце, луна, звезды, облака, кони, ослы, золото, серебро, женщины, – все, до мельчайшей детали бытия, суть не вещи сами по себе, а аллегории, или, как называл их Сведенборг, соответствия. Так, люди не понимают слов Апокалипсиса о том, что после Страшного Суда весь видимый мир рухнет и возникнут новые небеса и новая земля. Как это может быть? Неужели вот эти небеса с созвездиями исчезнут? – спрашивают себя здравомыслящие шведы и другие скептические европейцы. Нет, конечно, говорит Сведенборг, никуда не денутся небеса со звездами, так как если постичь духовный смысл Слова, то нам откроется, что Солнце соответствует Господу в плане любви, Луна – Господу в плане веры; звезды соответствуют познанию блага и истины, облака означают буквальный смысл Слова Господня, а слава – внутренний его смысл. Знамение Сына Человеческого на небесах – появление Божественной истины; племена земные, которые восплачутся, – все, что относится к истине и благу или к вере и любви; пришествие Господа на облаках небесных с силой и славой – присутствие Его самого в Слове и откровение; и так далее, и так далее.

Таким образом, смысл Страшного Суда в том, чтобы создать новую церковь, так как старая пришла к концу, никуда больше не годится, увязла в лицемерии; то есть это духовный Страшный Суд. Что, впрочем, не мешает людям продолжать жить себе как ни в чем не бывало, ведь у них есть свобода выбора.