«Ребенок, – шепчет мама, стоящая с каменным лицом во время этой сцены. – Немедленно уведите ребенка отсюда… или вы считаете, что он должен видеть все это? Вы придумали все это специально… все, все это специально…»

Отец и Яэль выталкивают меня наружу, а я тащу за собой Гадди. В ту же минуту я оказываюсь в окружении больных, ожидающих возле двери. Они бросаются ко мне, пожимают мне руку, пытаются обнять Гадди, который жмется ко мне. Видели ли они, как я вышел из себя, хотели ли они поддержать меня словами благословения? Изможденная, похожая на мученицу блондинка приветствует меня и изо всех сил ударяет меня по плечу. Она засовывает палец себе в рот, а затем закрывает глаза. Вокруг – сумятица голосов.

«Сигарета… Дайте ей сигарету…»

Я достаю пачку, которую тут же выхватывает у меня маленький старикашка. Сгусток энергии, он проворно вскрывает пачку и раздает сигареты пациентам заведения. Большая золотая зажигалка, посверкивая, переходит из рук в руки. Они наклоняются к ней, прикрывая огонек ладонями от порывистого ветра, они стараются изо всех сил. В конце концов у каждого во рту попыхивает зажженная сигарета. Мне тоже достается одна. Я несколько колеблюсь перед тем, как сунуть в рот обслюнявленный фильтр. Я не в состоянии шевельнуться. Старикашка буквально прилипает ко мне, демонстрируя взглядом полное ко мне доверие.

– Ты заберешь ее отсюда?

– Не сегодня, как-нибудь в другой раз.

– Ты – это тот ее сын, который в Иерусалиме?

– Да.

Ветер раздувает тлеющие огоньки подобно машине. Блондинка, небрежно привалившись ко мне, докуривает свою сигарету жадными затяжками.

– Они не хотят тебя отпускать, – шепчет мне мрачный молодой человек.

– Кто не хочет?

Все тот же старичок, словно извиняясь, крутит пальцем у виска. Я замечаю у себя на руках следы засохшей крови. У меня болит голова. Должно быть, я поцарапался своими часами и кровоточат царапины. Неподалеку от тропинки я вижу фонтанчик воды – вопрос лишь в том, можно ли им воспользоваться: длинный шланг змеей уползает неведомо куда. Я слизываю кровь. Гадди цепляется за меня, его паровоз снова с ним, под мышкой. Потом он выпускает меня и запускает свою ладонь себе под рубашку.

– Тебя что-то беспокоит, Гадди? – спрашиваю я его.

– Сердце.

– Ты не там его ищешь, – говорю я со смехом. – Дай я посмотрю.

Он медленно двигает руку по направлению к сердцу.

– Они арестуют тебя у ворот, – угрюмо сообщает мне молодой человек.

– Шш-шш, – останавливает его, улыбаясь, старичок. – Никто никого не арестует. – И он пытается увести от меня назойливого молодого человека.

– Твой единственный шанс ускользнуть, – настаивает молодой человек, – это пробраться наружу через какую-нибудь дыру.

– Какую еще дыру?

– Вон через ту, – говорит старичок, протягивая руку к зарослям кустарника в углу забора.

– Вон там, – в унисон отозвались эхом голоса вокруг.

– Ну, хватит! – свирепо закричал вдруг старик. – Убирайтесь отсюда… Хватит к нему приставать… А ты не обращай больше на них внимания.

Но они никуда не убрались. Наоборот. Окрик старика словно сплотил их. Блондинка еще теснее прижалась ко мне, продолжая затягиваться сигаретой, не вынимая ее изо рта и даже не открывая глаз, обволакивая меня все больше и больше, словно огромное беспозвоночное существо, как если бы ее болезнь просачивалась из нее наружу. Где я нахожусь? Вокруг меня я ощущаю дыхание пространства. Бескрайнее пустое море. С холмов Кармеля разливается красноватый закат, ощущение такое, словно ты разглядываешь мир через тусклое стекло. Время, как всегда, неостановимо текуче, но здесь кажется, что где-то оно успевает застыть и остановиться. Бескостная женская рука, подобно огромному щупальцу, невесомо обвивается вокруг моего живота. По моей спине ползет мороз. Я деликатно пробую освободиться от объятия, но она словно прилипает ко мне. Медсестра в больничной униформе, проходя мимо нас, останавливается, смотрит некоторое время, а затем спрашивает, не нужна ли мне помощь, но я не проявляю к ней никакого интереса.

– Адвокат не придет сегодня? – Это все тот же неугомонный старик.

– Он ожидает у входа. Это его сын.

– Его сын? – Старик изумлен.

До нас доносятся голоса из библиотеки. Я начинаю тропить свой путь обратно; толпа, отпихивая друг друга локтями, расступается, смыкаясь за моей спиной. Ощущение фантастического бреда с привкусом обреченности. Внутри отец по-русски разговаривает с матерью, которая отвечает ему на том же языке с ужасным акцентом. Мягкие звуки славянской речи бросают меня в дрожь. Переход на русский, который он заставил ее выучить, знаменует более интенсивное развитие их бесконечной войны. Еще несколько шагов толпа движется вместе со мною. Мягкое бескостное тело продолжает обволакивать меня, желатином просачиваясь сквозь одежду, прилипая к коже. Другие тела более плотного состава теснятся вокруг. Неожиданно я испытываю невесть откуда возникшее вожделение. Уж не схожу ли я с ума? Кто-то внезапно разражается громовым хохотом, повергая меня в ужас. Давешний великан присоединяется к нам, его взгляд устремленно выискивает что-то… Толпа, сплотившись, не пропускает его, но где там… словно огромная машина, он вдавливается в человеческое стадо, а затем медленно протягивает руку к ребенку… нет, к яркой игрушке, паровозу, который Гадди прижимает к телу… и вот уже великан вместе с паровозом устремляется прочь. Толпа, замерев, провожает его взглядом. Гадди, весь оцепенев, стоит и дрожит, не в силах понять, что происходит.

– Не надо, не волнуйтесь, я сейчас все верну, – говорит старик, потрясенный, как и все остальные… – Он только хочет на него посмотреть… Я все верну вам через минуту.

Дверь библиотеки распахивается, и из нее, виляя хвостом, вылетает Горацио; в зубах у него полупрожеванные обрывки бумаги. Вслед за ним появляется отец, лицо помертвело, галстук сбился на сторону, во рту погасшая сигарета, на куртке – такие же, как у Горацио в зубах, обрывки бумаги. Во взгляде – безнадежность и отчаяние. Пес пытается напрыгнуть на него и лизнуть, но отец грубо отмахивается.

Толпа пациентов бежит ему навстречу, пожимает ему руки и начинает клянчить сигареты. Все тот же старик пытается растолкать всех по сторонам, желая навести порядок. Отцовский взгляд поверх голов отыскивает меня.

– Цви все погубил! Из-за него она думает… она задумала… она сейчас хочет все… весьдом… Яэль там, внутри, говорит с ней сейчас… не ходи туда… черт бы тебя побрал… что ты наделал!

– Адвокат… адвокат пришел! – прокричал кто-то.

И в самом деле, по дорожке, в свете заката шествует Кедми, беспорядочно размахивая руками и что-то выкрикивая. Толпа подает назад, блондинка отпускает меня. Толпа сумасшедших глухо ворчит, словно свора собак, учуявших добычу. Кедми устремляется к нам едва ли не бегом.

– Что здесь происходит? Что вы тут делаете? Ты решил немного отдохнуть?