– Пожалуйста.

– Я получила «F»[8]по искусству.

Слышится щелчок. Я вхожу в комнату. Генриетта сидит на своей кровати, на коленях у нее – магнитофон, рядом с ней – коробка с косами дочери. Рука ее в коробке, гладит косы и белые банты, которыми они завязаны. Слезы струятся у нее по лицу. Вокруг Генриетты разбросано штук пятьдесят «клинексов». Я сажусь на другую кровать, с коробкой марципанов на коленях. Мимолетный взгляд, брошенный на меня, – единственное свидетельство того, что она знает о моем приходе. Она снова включает магнитофон.

– Кем, ты сказала, ты хочешь быть, когда вырастешь? – спрашивает Генриетта в магнитофоне.

– Домашней хозяйкой, – отвечает Сара.

Снова щелчок, показывающий окончание одного разговора и начало другого.

– Ты можешь это повторить? – просит Генриетта. – Была плохая связь. Я не очень хорошо тебя слышала.

– Черт возьми! – восклицает Сара. – Ты просто хочешь меня записать. О'кей. Милая, дорогая мама, я разбила ногу в лагере. Ужасно болит. Сейчас десятое августа, три сорок три дня.

Щелчок.

– Сколько зубов тебе запломбировали?

– Три.

Щелчок.

– Запись еще идет? – спрашивает Сара.

– Да, – говорит Генриетта.

– Мелисса сказала, что ее мама сказала, что моя мать извращенка, потому что наш дом полон голых мужчин, которые похваляются своим телом и стараются быть хорошенькими, как женщины.

Щелчок.

– Кем, ты сказала, ты хочешь быть, когда вырастешь?

– Парикмахером.

Щелчок.

– Ну, скажи мне, что случилось, – просит Генриетта. Звук приглушенный.

– Ты не собираешься меня записывать, не так ли?

– Нет. Скажи мне.

– Я не знаю, мне просто грустно.

– Должна же быть причина.

– Мне бы хотелось, чтобы у меня был отец, который носил бы одежду.

– Что же, в конце концов, ты хочешь этим сказать?

– Я хочу кого-нибудь, кто был бы большую часть времени одет. Все мужчины, которые сюда приходят, милы, но они не похожи на нормальных отцов. У всех моих друзей отцы, которые всегда одеты. Мои друзья никогда не видели своих отцов без нижней одежды – кроме одной девочки, и то это произошло случайно, так как ни одна ванная комната в ее доме не запирается.

Щелчок.

– Нет, не записывай меня.

– Нет, мне нужно, чтобы это было на пленке. Это ужасно. Повтори то, что ты только что сказала.

– Что значит «ужасно»? Ты всегда говорила, что я должна быть свободной в этом смысле.

– Я знаю, я не имею в виду «ужасно». Я хочу сказать – «невероятно». Удивительно. Приводит в замешательство. Тревожит. Действует на нервы. Повтори то, что ты сказала.

– Я должна?

– Обязательно.

– Меня влечет к Джереми.

Я удивлен, но стараюсь, чтобы лицо мое оставалось бесстрастным, дабы не выказать своего интереса к этой новой теме беседы.

– Влечет?

– Да.

– Что ты имеешь в виду, говоря «влечет»?

– Я хочу делать это с ним.

– Делать что?

– Спать.

– Ты знаешь, что это означает?

– Секс.

– А ты знаешь, что означает это?

– Да.

– Ты уверена? Ты узнала это не от меня. Наверно, ты узнала это из телепередач или от друзей, верно?

– Да. И из книг.

– Ты уверена, что вкладываешь правильный смысл?

– Да, могу поручиться.

– И тебя интересует Джереми.

– Да.

– Ты планируешь что-то сделать в связи с этим?

– Да. Мне бы хотелось поехать с ним в Диснейленд.

– Вот как.

– Ты позволишь мне поехать?

– Не думаю.

– Ты должна. Днем, когда ты охотишься на своих М.О.И., наш привратник охотно провел бы со мной время в своей каморке, но он агрессивен и слишком груб. Есть еще и мой учитель физкультуры в школе, педофил. Он обожает меня, и у нас масса свободного времени после занятий, но он, наверно, чокнутый и опасен.

– Не нужно недооценивать мой интеллект.

– Ты же знаешь, что я дурачусь. Но я действительно хочу, чтобы ты задумалась.

Щелчок.

– Кем, ты сказала, ты хочешь быть, когда вырастешь?

– Редактором, проверяющим факты.

Щелчок.

– Мне кажется, я сожалею об этом, – говорит Сара. Голос у нее приглушенный. До меня доходит: это значит, что магнитофон спрятан.

– Почему?

– Потому что, вероятно, теперь он не захочет со мной дружить.

– Ты же знала, что так может случиться.

– Я знаю, но я не думала, что это меня расстроит. Теперь мне бы хотелось, чтобы он остался моим другом.

– Возможно, тебе это не удастся.

– Совсем не факт.

– Я знаю. Ты не влюблена в него, не так ли? – спрашивает Генриетта.

– Не настолько. Хотя я хочу, чтобы мы остались любовниками. Но я уверена, что он никогда не захочет.

– Думаю, ты права.

– На него слишком влияет то, что думают другие.

Щелчок.

– Как вы долго! Есть надежда? – спрашивает Генриетта.

– Нет. – Это мой голос.

– Вот видите, я это знала.

– Да, я помню.

Она плачет.

– Ну что же, приезжайте домой. Уже поздно.

Молчание.

– Хорошо? – говорит она. – Пожалуйста, вы можете сейчас привезти Сару домой?

– Нет. – отвечает мой голос.

– Почему нет?

– Вам нужно включить ваш магнитофон.

– Он уже включен.

– Вы должны приехать в больницу. Произошел несчастный случай. С Сарой.

– С ней все в порядке?

– Нет. – Пауза. – Ее сбила машина, и она мгновенно умерла.

Она кричит долго и протяжно.

У той Генриетты, которая сейчас передо мной, глаза закрыты, но она не спит. Рука ее все еще в коробке, и она гладит косы. Я закрываю лицо руками.

Часом позже мне удается убедить ее прогуляться. Мы медленно идем и молчим. Мне также удается уговорить ее съесть половину марципанового гриба. Мы не уходим далеко от дома, но проходит час, прежде чем мы возвращаемся домой.