— Нет. Я очень быстро вернусь.

Автомобиль уехал, и ей почудилось, будто подняли занавес. Во второй раз в тот день она увидела явление земли.

Вон там — слива-венгерка, которую когда-то она описывала в письме Хелен, там — теннисная лужайка, а там — живая изгородь, которая в июне зацветет роскошным шиповником, но сейчас в картине преобладали черные и бледно-зеленые тона. Ниже, в ложбинке, пробуждались более сочные цвета, и на ее краю стояли на страже или шли по траве батальонным наступлением желтые нарциссы. Тюльпаны напоминали блюдо с драгоценными камнями. Ей не было видно шершавого вяза, но лоза знаменитого дикого винограда, усеянная бархатными шишечками, вилась по крыльцу. Маргарет была потрясена плодородием почвы; ей редко доводилось бывать в саду, где росли такие великолепные цветы и где даже сорняки, которые она лениво обрывала, стоя на пороге, зеленели так ярко. Почему бедный мистер Брайс бежал от всей этой красоты? Она уже решила про себя, что место это прекрасно.

— Уходи, противная корова! — закричала она, обращаясь к животному, впрочем, без всякой злобы.

Дождь припустил сильнее, изливаясь из безветренного неба и отскакивая каплями от досок с объявлениями, на которых стояли имена агентов по недвижимости. Доски эти лежали в ряд на лужайке, куда их побросал Чарльз. Должно быть, она беседовала с Чарльзом в другом мире — там, где принято беседовать. Как обрадовалась бы Хелен этой мысли! Чарльз умер, все люди умерли, ничего не осталось, кроме домов и садов. Все очевидное — мертво, все непостижимое — живо, и между ними нет никакой связи! Маргарет улыбнулась. Если бы ее собственные фантазии могли быть такими четкими! Если бы она могла обращаться с миром так своевольно! Вздохнув с улыбкой, она дотронулась рукой до двери, и та открылась: дом оказался не заперт.

Маргарет колебалась. Следовало ли ей подождать Генри? Он серьезно относился к собственности и, возможно, предпочел бы лично показать ей дом. С другой стороны, он сам велел ей подождать под крышей, а на крыльцо уже начал просачиваться дождь. Она вошла внутрь, и сквозняком за ней захлопнуло дверь.

В доме ее встретило запустение. На окнах в холле виднелись грязные следы пальцев, на немытых досках пола — свалявшаяся пыль и мусор. Целый месяц здесь царила багажная цивилизация, которая потом перекочевала в другое место. Столовую и гостиную — направо и налево — можно было различить только по цвету обоев. Сейчас это были просто комнаты, в которых можно спрятаться от дождя. Через потолок каждой проходила большая балка. В столовой и холле она была хорошо видна, а в гостиной скрыта досками обшивки — не потому ли, что проза жизни должна быть скрыта от взоров дам? Гостиная, столовая, холл — какими ничтожными казались эти названия! Это были просто три комнаты, в которых могли играть дети, а друзья — укрыться от дождя. Да, и они были красивы.

Затем она открыла одну из дверей напротив — их было две, — и обои сменились побелкой. Эта часть дома предназначалась для слуг, хотя Маргарет едва ли это поняла: снова просто комнаты, где могут собраться друзья. Сад позади дома был полон цветущих вишен и слив. Дальше можно было разглядеть луг и темную скалу с соснами. Да, луг был красив.

Запертая в доме из-за отвратительной погоды, Маргарет опять обрела ощущение пространства, которого автомобиль попытался ее лишить. Она вновь вспомнила, что десять квадратных миль вовсе не в десять раз прекраснее, чем одна квадратная миля, а тысяча квадратных миль — это совсем не рай небесный. Иллюзия огромности, которую так поддерживает Лондон, была навсегда рассеяна, когда она прошла из холла Говардс-Энда на кухню и услышала, как струи дождя льются, разделившись, по обеим сторонам крыши.

Теперь ей на память пришла Хелен, которая, разглядывая половину Уэссекса с гребня Пурбекских холмов, сказала: «Что-то будет потеряно». Маргарет в этом уверена не была. Например, ее королевство удвоится, если открыть ту дверь, что ведет на лестницу.

Теперь она думала о карте Африки, об империях, об отце, о двух великих нациях, жизненные течения которых согревали ее кровь, но, смешавшись, охладили разум. Она пошла назад, в холл, и в это время дом задрожал.

— Это ты, Генри? — позвала она.

Ответа не было, но дом вновь дрогнул.

— Генри, это ты вошел?

Похоже, это стучало сердце дома, сначала тихо, потом громче, по-военному. Стук перекрывал звук дождя.

Страшно бывает лишь изголодавшемуся воображению, а не тому, что имеет достаточно пищи. Маргарет распахнула дверь на лестницу. Стук, похожий на удары барабана, почти оглушил ее. По ступеням спускалась женщина, старуха, с прямой спиной и бесстрастным лицом. Ее губы разомкнулись, и она сухо произнесла:

— О, я приняла вас за Рут Уилкокс.

— Я… — заикаясь, проговорила Маргарет, — миссис Уилкокс… я?

— Конечно, мне показалось, только показалось. Похожая походка. Будьте здоровы.

И старуха ушла в дождь.

— Она здорово перетрусила, — говорил мистер Уилкокс, излагая случившееся Долли за чаем. — У вас, девочек, нервы никуда не годятся. Конечно, когда я произнес первое слово, все встало на свои места, но какая глупая старуха эта мисс Эйвери — она тебя испугала, да, Маргарет? Ты стояла и сжимала пучок сорняков. Она могла бы что-нибудь сказать тебе, вместо того чтобы просто спуститься по лестнице в своей наводящей ужас шляпе. Она прошествовала мимо, когда я вошел. Автомобиль и тот потупился. Вот уж удивительное создание! Некоторые старые девы такими бывают. — Он закурил сигарету. — Это у них последнее средство. Один Господь ведает, что она там забыла в доме. Но это дело Брайса, не мое.

— Не такая уж я была дурочка, как ты рассказываешь, — ответила Маргарет. — Я просто испугалась, потому что до этого в доме все время было очень тихо.

— Вы решили, что появилось привидение? — спросила Долли, для которой незримое сводилось к привидениям и церковной службе.

— Не совсем так.

— Но она ведь правда тебя испугала, — сказал Генри, который был весьма склонен поддерживать в женщинах чувство робости. — Бедняжка Маргарет! Тут нет ничего удивительного. Необразованные классы крайне глупы.

— Мисс Эйвери принадлежит к необразованным классам? — спросила Маргарет и неосознанно принялась разглядывать убранство Доллиной гостиной.

— Одна из работниц фермы. Люди вроде нее вечно что-нибудь предполагают. Она предположила, что ты знаешь, кто она такая. Оставила все ключи от Говардс-Энда в передней и предположила, что ты, когда вошла, их увидела и что, закончив осмотр дома, запрешь его и вернешь ключи ей. А на ферме ее племянница повсюду их разыскивала. Недостаток образования делает людей очень небрежными. Когда-то в Хилтоне было полно таких женщин, как мисс Эйвери.

— Возможно, меня бы это не раздражало.

— Как и то, что мисс Эйвери сделала мне свадебный подарок, — вставила Долли.

Фраза была нелогичной, но зато интересной. Благодаря Долли Маргарет предстояло многое узнать.