Хаунд оскалился, ощутив вставшие дыбом волосы. Да, звериная его часть, вылезавшая редко, сейчас настороже. От такого, пожалуй, озвереешь. Даже если сам любишь порой накромсать пару-другую подонков в клочья, но не ради же удовольствия. И точно не ради поклонения кому-то.

Пройдя через двор, Хаунд сплюнул. Задача проще не стала. След Кота уходил в разваленные еще до Войны, сразу видно, горбатые и пустоглазые мертвые дома-бараки, выстроившиеся неровным прямоугольником справа.

Воздух пах сыростью, будущим вечернем ливнем и опасностью. Тихой, невидимой и кружащей вокруг.

– Каждому хочется жить. – Хаунд не верил этой тишине. – Я иду за своим, не мешайте мне.

Тишина не ответила. Но ему стало просто наплевать. Кота можно было и отпустить, если бы не «но». Незаконченные дела терзали Хаунда изнутри, как несварение после плохо прожаренных крыс. Если не хуже.

«Вернись к Ершу».

Хаунд покосился на правое плечо, ожидая увидеть пузато-розового голоногого ангелочка с крылышками. Или это Купидон? А, йа, какая разница. Все равно никого нет. Может, с глазом все же беда, сепсис и это начались галлюцинации?

Он втянул воздух, расщипив запах и и убирая след. Кто тут еще? Ну…

Пахло серым и мохнатым. Разведчиком обезьян? Скорее всего.

Свою ошибку Хаунд понял, когда след Кота привел в невысокий дом, наполовину придавленный рухнувшим вторым этажом. Ловушка оказалась не на него, но Пес угодил в нее тоже. Кричать Кот начал ровно тогда, как Хаунд зашел в квартиру на первом этаже, заметив красные пятна.

– Пес! Пес, сука!

Кот, подвешенный на крючья, хрипел от боли, кусая губы. Ноги, освобожденные от капкана, мертво болтались, перебитые в голенях, с торчащими белыми обломками, подрагивающими розово-красными прожилками.

– Пес, тварь, зачем я тебя купил?!

Кот, лопая кровавые пузыри, крошил зубы, чтобы не закричать.

– Проходи.

Слова пришли из темноты соседней комнаты с наполовину обрушившейся стеной. Тишина внезапно обрела голос и руки, бросившие к ногам Хаунда убитую вчерашнюю серую обезьяну со вскрытым брюхом.

– Серые пахнут мускусом. Многие думали, что рядом с ними просто обезьяна.

Голос был уверенным, жесткий и казавшийся выкованным из стали.

– Вас, незваных гостей, легко обвести вокруг пальца. Даже чудовище вроде тебя. Хотя такие к нам еще не попадали. Ты первый. Твой нос тебя подвел.

Хаунд покосился на окна, неожиданно отрастившие по два самострела, смотревшие на него надпиленными гранеными наконечниками, разрывающими мясо и дробящими кости. Четыре окна и четыре наконечника, один да зацепит, натюрлих.

– Пес, сука! – снова завел шарманку Кот. – Не ты, обошли бы это дерьмо стороной.

– Рот закрой, – буркнул Хаунд, втягивая воздух и теперь совсем точно определив количество врагов. И свою собственную глупость. – Силы побереги. Сейчас они тебя разделывать будут, как свиную тушу.

– Сегодня будет малая смерть, – поделился голос, – сегодня наш хозяин дарует жертве тишину и покой.

– Пиздишь небось, – выхаркнул Кот, – все вы, попы, пиздуны.

– Я не поп. – Голос усмехнулся. – Я жрец. Братья, выходите, мне нужна ваша служба.

Братья, воняющие мускусом хуже скунсов, ни разу не виденных Хаундом, появлялись сзади, перелезали через окна, одетые в серо-белую рванину, превращавшую их в куски ломаных стен, груду битого кирпича или даже тупо мусор. Стволов не было, только короткие копья, ножи и что-то еще, прячущееся под лохмотьями. И маски, закрывающие лица полностью.

– Ты сказал, что идешь за своим. – Голос вышел и оказался таким же серо-белым, лишь с черными черепами, расположенными в ряд по широкой ленте, свисающей с шеи.

– Да. – Хаунд ухмыльнулся. – Пришел, вот оно, мое.

Кот харкнул ему под ноги.

– Ты раб, сраный Бобик. И ничего этот факт не отменяет. Ты куплен за выдранные у трупов золотые коронки. Ты мой.

Мутант ткнул его в голень. Кот взвыл.

– Я не Бобик. Не Шарик. Не Жучка. Меня зовут Хаунд, паскуда. Слышал обо мне?

Кот дернулся, чуть поменявшись в лице.

– И я только свой.

– Дружеские разборки. – Жрец показал, что аплодирует. – Знаешь, почему он такой бодрый?

– Да. – Хаунд втянул воздух. – Вы влили ему в глотку пузырек дряни из его же рюкзака. Ему жить осталось с полчаса, не больше.

– Я дарю тебе выбор, чудовище. – Жрец кивнул на Кота. – Малая жертва твоими руками, и ты уйдешь. Не ищи подвоха. Наш хозяин не любит частые жертвы, недавно была большая и мы не хотим его злить, а если все сделаешь ты, то он не станет наказывать нас.

– И часто он вас наказывает? – поинтересовался Пес. Так-то все стало ясно, но все же, все же…

– Возмездие ждет нас после перехода к нему.

Действительно, как он не подумал, натюрлих. После перехода, надо же. Экое интересное определение для момента собственной смерти и последующего воздаяния. Что в голове у них бродит, аки сусло, чтобы думать о таком на полном серьезе?

– Хаунд! – Голос у Кота поменялся. – Может, договоришься?

Он ему не ответил. Концентрированный яд, влитый в глотку, впитывается чуть дольше, чем обычным способом, когда они жуют жвачку. Краткий миг здравого смысла, полчаса безумия и полета до смерти. Все, что ожидает караванщика, сделавшего ровно одну ошибку. Настоящую, в смысле. И речь вовсе не о Хаунде. А о растворяющейся в его теле, здесь и сейчас.

– Ты же сам шел за ним, чудовище? – Маска жреца… улыбалась?

– Это мое дело.

– Тебя смущает его беспомощность?

Пес не стал отвечать. Удовольствие от мести именно в ней самой, в ее способе. Переломать Кота, заставить плакать от боли, показать ему все зло, причиненное прежнему невольнику. И довеском, всем остальным, сколько бы их там не прошло через его руки. Пять десятков, восемь, больше, счет на сотни?

– Эй, Кот!

Кот уже не говорил, подрагивал в безумии растекающегося внутри дурмана. Лишь косился на него, слезился правым глазом.

– Из-за тебя, гнида, я тут проспорил кое-что, йа. А еще обещал самому себе накормить тебя твоей же плотью, отрезав тебе хер и запихав в пасть. И знаешь, что?

– Интересно, может ли хозяин принимать в свои чада нелюдей? – вслух высказала мысли маска.

Хаунд не обращал внимания на жреца и окруживших его сектантов. С ними разговаривать бесполезно, йа, как с любыми другими безумцами.

– Из-за тебя, сраный Барсик, я окажусь балаболом. Пусть об этом никто и не узнает.

Бить левой рукой Хаунд умел не хуже правой. Перехватил нож обратным хватом и просто полоснул по горлу, без затей, чтобы наверняка и быстро. Даже такое говно, как Кот, заслужило не той дряни, что желали люди в серо-белом.