— Наверно, я веду себя совсем не по-джентльменски, но с тобой я совсем потерял голову, — говорит Финн, и его сочные губы шевелятся в каком-то дюйме от моих.

— Я не возражаю, — заверяю я, закинув руки ему на шею.

— Да, мне именно так и показалось, — усмехается он. — Но, если честно, тебе пора идти. Если ты останешься, я зацелую тебя до потери чувств, и в конце концов нас увидят. Не смотри на меня так. Я вовсе не хочу, чтобы ты ушла.

— А я не хочу уходить.

Но он, конечно, прав. С удивившей нас обоих смелостью я быстро целую его в губы и, рассмеявшись, выбегаю из беседки.

Я спешу по саду, и меня переполняет радость. Ветер все так же по-осеннему пронизывает до костей, а в небе плывут сырые серые облака. Это как-то неправильно. Кажется, сейчас должны строить свои гнезда малиновки и пробиваться сквозь почву первые зеленые георгины, но вместо этого на юг тянутся и тянутся стаи гусей. Обычно я люблю горьковато-сладкое дыхание осени, но сегодня, впервые за всю жизнь, во мне нет места для осенней грусти.

Мне хочется весеннего тепла и солнца.

— Бедные мои красавчики, — я ловлю себя на том, что бормочу цветам какие-то слащавые глупости. Неужели любовь уже превратила меня в мечтательную, пустоголовую барышню?

Во мне вдруг начинает звучать трубный глас паники, и я резко останавливаюсь. Я люблю его, но он никогда не будет моим. Притворяться, что это не так, просто бессмысленно — в конце концов, такое притворство только разобьет сердца нам обоим.

Мое настроение опасно меняется, и я чувствую, как просыпается во мне колдовская сила. Я стараюсь сбить ее напор, но тщетно. Крепко зажмурившись, я беспомощно ощущаю, как она подступает к горлу и изливается из моих пальцев.

И в саду наступает весна. Теперь меня окружает изумрудная трава, а живые изгороди становятся ниже. Осенние цветы втягиваются обратно в почву, а на их месте появляются давно увядшие тюльпаны. Мое искаженное ужасом лицо пригревает теплое солнышко.

— Reverto!

Но это не работает. Я совсем не чувствую в себе силы.

Она ушла целиком, израсходовалась. Я опустошена.

Такого не случалось много лет.

Я в отчаянии бегу по тропинке, чтобы оценить масштаб катастрофы. Это не случай с Тэсс, когда она преобразила малюсенький уголок сада. Изменилось все кругом. Старая яблоня за конюшней цветет пышным розовым цветом. Снова колосится на склоне холма сжатая пшеница. Я молюсь, чтоб мое нечаянное колдовство не накрыло весь путь до беседки и окрестные поля.

Распахнув со стуком тяжелую дверь, я врываюсь в кухню. Перед печью, вглядываясь в духовку, сидит Тэсс.

— Кейт? Что такое?

— Ты мне нужна, — выпаливаю я.

Она не задает никаких вопросов, и мы бежим в сад. Тэсс щурится, внезапно оказавшись на солнце.

— Всего минуту назад был дождик… ох. — Она окидывает взглядом зелень и закрывает глаза. Но через минуту они уже удивленно распахнуты: — Это сделала ты? Сама? Сильно. Мне через это не пробиться.

Я слишком потрясена, чтобы обижаться.

— Исправь это! — со слезами прошу я.

Она замирает на миг, сосредотачивается.

— Reverto!

Безрезультатно. Тэсс недовольно втягивает в себя воздух, а я ударяюсь в панику.

Что, если это увидит Джон? Или Финн? Я не могу снова стирать его память. Не могу и не стану.

— Тэсс, нужно что-то делать. Там тюльпаны!

— Сейчас мы все исправим. Давай вместе, — говорит она. Мы беремся за руки, хором произносим заклинание, и я чувствую исходящую от нас колдовскую силу. Небо становится серым, и тут распахивается кухонная дверь.

В сад выбегает Маура, следом за ней спешит Елена.

— Тэсс, что ты творишь? — требовательно спрашивает Маура.

Тэсс протестующе вскидывает руки:

— Это не я, это Кейт!

Маура, дрожа на холодном октябрьском ветру, обнимает себя руками, чтобы согреться.

— Мощная магия. Я стояла у окна и попыталась сделать все как было, но у меня ничего не вышло.

— И я не смогла, — замечает Тэсс.

Елена с прищуренными глазами и колышущимися на ветру юбками стоит у меня за спиной.

— И я не смогла тоже.

Все мое существо охватывает страх. Я знаю, что она думает.

— Это просто потому, что я была расстроена. Я вовсе этого не хотела. Я просто думала о весне, и вот… — бормочу я, натягивая на голову слетевший капюшон. — И оно появилось.

Елена кивает.

— А что вы делали перед этим?

— Ничего, — лгу я. — Гуляла по саду.

В меня впиваются ее темные глаза. Наверняка я ужасно растрепана.

— Разве вы были не с Полом?

Неужели по мне видно, что я целовалась? Наверно, она на это намекает. Я плотнее закутываюсь в плащ, изо всех сил стараясь не трогать свои губы.

— Нет.

— Мне нет дела до ваших романов, меня беспокоит магия. Скажите мне правду — вы только что были с ним? — давит Елена.

— Нет! Разве это влияет на колдовство?

— Пол давно уехал, — говорит Тэсс, вытирая со щек дождевые капли. — Я видела его в кухонное окно.

— Как интересно! Тогда я не знаю, как все это объяснить.

Губы Елены плотно сжимаются, превратившись в прочерк, разделивший лицо на две неравные части. Она каким-то образом догадывается, что я не совсем честна. Но я ни за что не скажу ей о Финне. Возможно, она и пролезла в наш дом, но мне она не подруга.

Я должна как можно скорее найти время, чтобы повидать Марианну. Наедине. Мне нужен ее совет. Только ей я могу довериться.

Мне остается только надеяться, чтобы она не возненавидела меня за то, что я втянула в эту неразбериху ее сына.

— Как я тебе? — спрашивает Маура, вертясь передо мной в передней. На ней одно из новых платьев — нефритово-зеленое, с розовой оторочкой. Обута Маура в Еленины бархатные зеленые туфельки, на которые давно точила зуб.

— Хорошо. А где серьги взяла? — спрашиваю я, размещая в прабабушкиной хрустальной вазе букет красных роз.

— У Елены одолжила. Правда же, они божественные? Елена такая щедрая.

— Я знаю, она тебя восхищает, но, кажется, все это зашло слишком далеко. Разве нет? — Волосы Мауры уложены в прическу а-ля Помпадур; тоненькие завитки над ушами струятся вниз точь-в-точь как у Елены.

По лицу Мауры скользит улыбка.

— Не могла просто сказать, что я выгляжу хорошо, и на этом остановиться? Вечно ты что-нибудь критикуешь. Мне кажется, тебе просто завидно.